стрел.

Мальборо склонил голову набок, чтобы мыльная пена не текла на глаза, и теперь не видел того, что лежало у него на коленях. Он перебирал газеты, встряхивая золотой бахромой на рукавах, и время от времени отводил какую-нибудь на расстояние вытянутой руки.

— А, вот! — воскликнул он, найдя сегодняшний «Окуляр». — Держите, доктор Уотерхауз. Я только что читал отсюда вслух этим господам, покуда мы ждали опоздавшего. Вы можете прочесть сами.

— Спасибо, милорд, полагаю, чтение было гораздо занимательнее моего общества, приди я вовремя.

— Напротив, милорд, это нам надлежит вас занимать.

Герцог дёрнулся, потому что лезвие срезало часть выступающего шрама. За то время, что он надзирал за убийством нескольких сот тысяч английских, французских и других солдат в войнах против Людовика XIV, его кумпол украсили барельефы и горельефы в количестве, много превосходящем среднее. Они таились под двухнедельной щетиной, как мели в илистой прибрежной воде, незримые навигационные опасности на пути бритвы.

— Что я должен прочесть, милорд? — Даниель потянулся за газетой.

Глаза Мальборо — большие и очень выразительные — мгновение созерцали Даниелеву ладонь. Люди, как правило, не уставлялись на Даниелевы руки, ни на правую, ни на левую. На обеих присутствовали все пальцы, палач в Олд-Бейли не выжег на них клеймо, перстней он не носил — как правило. Однако сегодня у Даниеля было на правой руке простое золотое кольцо. Он никогда раньше не надевал украшений и сейчас удивился, насколько оно привлекает внимание.

— «Размышления о силе», — отвечал Мальборо. — Вторая страница.

— Очень к случаю, если я и впрямь обрёл такую политическую силу, как вы говорите. Кто автор?

— В том-то и соль. Удивительная история. Есть один малый, он пишет под псевдонимом «Титул»…

— Это он сочинил?!

— Нет, но он откопал в Клинкской тюрьме арапа, совершенно исключительный экземпляр. Арап, разумеется, существо неразумное, однако обладает уникальным даром писать и говорить, как если бы обладал разумом.

— Я с ним знаком, — сказал Даниель. Его глаза наконец привыкли к свету и смогли разобрать имя «Даппа». Он поднял взгляд на Мальборо и тут же отвёл: справа от герцогского уха собралась большая капля крови и струйкой побежала вниз, по краю челюсти, и на шею под подбородок. Герцог снова дёрнулся.

— Полегче, любезный, я не для того приехал в Англию, чтобы умереть от столбняка!

Даниель оглядел других пятерых гостей. Те в ответ выдавили улыбки, каких в адрес Даниеля не обращали с тех пор, как он занимал относительно важную должность при дворе Якова II.

Голова герцога снова была гладкая, как колено. Два лакея нависли над ним с тряпками и время от времени промакивали кровь. Герцог взял зеркало, на мгновение поднёс его к лицу и скривился.

— Провалиться мне! Это бритьё или трепанация черепа?

Он торопливо отставил зеркало, как будто долгие годы сеч и перестрелок не подготовили его к такому зрелищу. Почты у него на коленях было много — больше, чем Даниель получал за десять лет, — поэтому он не сразу нашёл, что искал. Даниель с любопытством разглядывал герцога. Когда-то Джон Черчилль был самым красивым юношей в Англии, возможно, даже во всём христианском мире. Божественная несправедливость сохранялась и теперь, в герцогские шестьдесят пять. Он был стар, одутловат, лыс, измазан в крови, но его черты не утратили благородства (свойственного далеко не всем людям благородного сословия), а глаза оставались огромными и прекрасными; их не портили складки век и кустистые брови, из- за которых на многих старых англичан так гадко смотреть.

— Вот! — воскликнул герцог и несколько раз хлопнул по письму на коленях, как будто хотел утрясти слова в правильном порядке. — От вашего собрата-регента.

— Милорд Равенскар тоже в списке Ботмара? — спросил Даниель, узнавший почерк и печать.

— О, разумеется, — отвечал Мальборо. — И первый претендент на место лорда-казначея. Кто больше Равенскара знает о банке, Монетном дворе, бирже и казначействе? — Он пробежал глазами письмо от Роджера и успокоил собравшихся: — Не буду читать всё. Приветствия, поздравления и прочая. Дальше он приглашает нас с миссис Черчилль к себе на суаре первого сентября.

Герцог оторвал взгляд от листка и взглянул на Даниеля чуть озадаченно.

— Как вы думаете, милорд, прилично ли устраивать званый вечер так скоро после кончины государыни?

— К первому сентября месяц траура истечёт, милорд, — вступился за Роджера Даниель. — Я уверен, что приём будет скромный, сдержанный…

— Он обещает извержение вулкана!

Слова герцога вызвали смешки у доселе молчавшей пятёрки.

— Скорбя по усопшей королеве, мы тем не менее должны праздновать вступление на престол нашего нового короля, милорд.

— Ну, коли вы так повернули, я думаю, что приду, — сказал герцог. — Вообразите, я ни разу не видел знаменитого вулкана.

— Говорят, зрелище стоит того, чтобы не пожалеть времени, милорд.

— Не сомневаюсь. Я скоро отправлю ответ в храм Вулкана. Но если вы случайно увидите маркиза Равенскара, например, на заседании регентского совета, передайте ему то же самое, хорошо?

— С превеликим удовольствием.

— Отлично! А теперь я могу подняться, или раны надо будет прижигать?

С окончанием бритья завершилось и прямое участие Даниеля в левэ. Герцог перенёс внимание на других гостей, в чьи обязанности входило подавать рубашку, парик, шпагу и прочее. Каждая из этих стадий сопровождалась болтовней, для Даниеля малоинтересной. Более того, он не мог уследить за разговором: герцог упоминал каких-то людей по имени либо и вовсе полунамёками. Тем не менее Даниель чувствовал, что откланяться было бы моветоном. Ему, из уважения к летам, предложили стул, и он сел. Взгляд Даниеля остановился на газете.