– Я как раз гадал, откуда они возьмутся.

– Идём со мной, о податель вооружений, – проговорила королева Коттаккал и зашагала через бумажный домик Габриеля Гото. Она двигалась так стремительно, что поднятый ею ветер срывал сухие пальмовые листы со стопок законченных работ; мрачные картины кораблекрушений кружились и медленно опускались в тяжёлом воздухе. Среди них Джек заметил письма, написанные, как он догадывался, японскими иероглифами; они были на рисовой бумаге и выглядели изрядно потрепанными, как если бы проделали долгий путь.

– Какие вести от твоих собратьев по кисти в Японии и Маниле?

Лицо Габриеля Гото не выразило никаких чувств. Он лишь слегка повернулся к Джеку.

– Обычно я не жду от тебя живого интереса к событиям в Японии или жизни христианских ронинов в Маниле, – резко отвечал он.

– Однако теперь я вроде как король и должен расширять круг своих интересов, так что уж сделай милость.

– Сёгун по-прежнему копит серебро для внутренних нужд – то есть голландцев в Нагасаки заставляли брать за товары золотыми монетами. Однако в последнее время он установил такой низкий курс золота к серебру, что голландцы вынуждены принимать оплату огромным количеством меди. – Габриель сделал паузу и посмотрел на Джека, словно ожидая увидеть на его лице непонимание или скуку. Они шли за остальными через двор, где индуистские божки утопали в цветущей зелени, а от мелодично звенящих фонтанов струились прозрачные ручейки.

– Не томи душу, рассказывай!

– Всё, связанное с деньгами, контролирует семья Мицуи – они основали то, что вы назвали бы банкирским домом.

– Я так понимаю, ты связался со своими родичами – владельцами рудников.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, если золото обесценилось, то это очень важно для тех, кто владеет медными копями.

Габриель Гото, явно потрясённый тем, что его раскусили, промолчал. Они вошли в покои Коттаккал и теперь шли за ней по крытой галерее. Королева беседовала с Енохом Роотом, но у Джека сложилось впечатление, что в паузах, покуда Даппа переводит, Енох прислушивается к их разговору с Гото.

Иезуит продолжал:

– Раз у тебя пробудился столь неожиданный и необъяснимый интерес к колебаниям японской валюты, то я предупреждаю, что всё очень сложно. Сёгун провёл на самом деле несколько девальваций, стремясь извлечь больше металла из земли, что, по его мнению, вызовет такой же рост производства. По крайней мере, так видится с точки зрения горняка – единственной для меня доступной.

Они поднимались по каменной лестнице навстречу току прохладного, пахнущего солью воздуха.

– Объясни, в чём ещё сложности, – сказал Джек.

– Ты, вероятно, воображаешь, будто мои родичи по-прежнему добывают руду на землях, полученных столетия назад. Однако мы утратили их в ходе пертурбаций, о которых я рассказывал. Мои уцелевшие родственники бежали на север, ближе к контрабандистским портам и дальше от Эдо. В Эдо сейчас миллион жителей.

– Город не может быть таким большим.

– Это величайший город мира и не место для христиан.

Они выбрались наверх и оказались в комнате с балконом. Отсюда – с самой высокой точки дворца – можно было видеть обвитый лианами утёс и гавань, в которой покачивался на якорях почти весь пиратский флот королевы. Корабли словно висели в воздухе, так прозрачна была вода; под килями стайки рыб проносились средь коралловых построек.

– Смотрите! – воскликнула королева, простирая унизанную браслетами руку. Вообще-то она сказала что-то по-малабарски, но, очевидно, это значило: «Смотрите!», и Даппа даже не потрудился перевести.

Внизу происходила какая-то странная операция. Четыре лодки были попарно соединены довольно длинными брусьями, так, что получились два катамарана. Они следовали на некотором удалении один от другого, а на брусьях между ними покоился исполинский ствол, гладко оструганный и выкрашенный в ржаво-красный цвет.

Джек услышал, как Даппа по-английски обратился к Еноху Рооту:

– В обычных обстоятельствах я не посмел бы лезть к вам с советами касательно чего бы то ни было, а тем паче по поводу этикета: однако настоятельно рекомендую вам, сэр, не спрашивать королеву, где она добыла мачту.

– С благодарностью принимаю совет, – отвечал Енох Роот.

Очевидно, мачту доставил один из кораблей королевы – европейской постройки фрегат. Он был самым большим в гавани, но значительно меньше того, что строился на берегу в Даликоте, и гораздо короче мачты. Очевидно, она выдавалась и с носа, и с кормы, пока её не перегрузили на катамараны.

Половина гребцов налегала на вёсла, половина орудовала черпаками; струи воды летели во все стороны, чтобы со следующей волной вновь перехлестнуть через планширь. Джек гадал, уж не стали ли они свидетелями бедствия, пока не услышал, что люди в лодках и на берегу смеются.

Он вновь повернулся к Габриелю Гото.

– Но если твои родичи превратились в бродяг, откуда они столько знают о девальвации и почему пишут на рисовой бумаге?

– Коротко можно ответить так: они прикованы всё к тому же колесу бытия, и оно повернулось.

– Сёгун хочет извлечь металл из земли, поэтому Дому Мицуи нужны твои двоюродные братья и племянники.

– Сёгуна заботит и другое. Далеко на севере русские наступают. Раньше это были авантюристы и скупщики пушнины с Камчатки, Курильских и Алеутских островов. Однако теперь в России новый царь по имени Пётр, и о нём идёт грозная слава. Он даже отправился в Голландию учиться кораблестроению.

– Я про этого Петра слышат, – перебил Джек. – Ян Вроом работал с ним бок о бок. Пётр звал его в Россию строить корабли, но Вроом предпочёл более выгодный контракт и более тёплый климат.

– Так или иначе, – продолжал Габриель Гото, – слава Петра достигла ушей сёгуна. Очевидно, рано или поздно Россия начнёт угрожать Японии. Когда этот день наступит, Япония будет беззащитна против кораблей Петра, выстроенных по голландскому образцу, и обученных аль-джебре пушкарей, если только мы не закрепимся на севере Хонсю и на обширном острове ещё дальше к северу – в диком краю, населённом голубоглазыми дикарями и называемом Эдзо или Хоккайдо.

– Итак, твоя семья дважды нужна сёгуну. Вы умеете добывать медь и готовы переселиться на север.

Габриель Гото промолчал, что, по мнению Джека, означало «да».

– Скажи, если сёгун так обеспокоен военной угрозой, не смягчил ли он запрет на огнестрельное оружие?

– Он покупает книги рангаку, то есть «голландских наук», чтобы узнавать обо всех новшествах в артиллерии и фортификации. Однако запрет на ружья не будет снят никогда, – твёрдо сказал Габриель. – Меч – символ благородства, главное отличие самурая.

– Сколько самураев сейчас в Японии?

– В отношении к остальному населению между одним к десяти и одним к двадцати.

– И только в Эдо живёт миллион душ?

– Так мне говорили.

– Значит, от пятидесяти до ста тысяч самураев в одном только городе – и у каждого есть меч?

– Два – длинный и короткий. Разумеется, у некоторых не по одной паре.

– Ясно. И дамасская сталь ценится так же, как и везде?

– Мы закрыты от мира, но не невежественны.

– И где японские оружейники добывают такую сталь?

Габриель Гото резко вздохнул, как будто Джек впёрся в его садик и наследил грязными ногами на белом гравии.

– Это великая тайна, и с ней связано множество легенд, – сказал он. – Ты знаешь, что большинство японцев – буддисты.