– Даниель! Какая неожиданная и приятная встреча! Спасибо, я управлюсь сам, но вы поможете мне, если скажете, в какой из этих комнат обретается мистер Пепис.
– Идите за мной. Он встречается с какой-то кликой в противоположном крыле.
– Подождите, я только дам отдых рукам.
– Собрание для чьей-то библиотеки?
– Это
– На страницах я вижу числа. Ходили слухи, мистер Галлей, будто вы подрядили всех счётчиков острова для какой-то огромной работы. Теперь я вижу, что молва меня не обманула.
– Перед вами лишь малая часть сделанного, которую я собираюсь продемонстрировать по просьбе мистера Пеписа.
– Почему вы сказали «деньги»? По мне, это с тем же успехом могут быть синусы и косинусы.
– Это актуарные таблицы, своего рода выжимка из записей рождений и смертей по всем английским приходам. С их помощью казначейство сможет собрать капитал, продавая населению ренты; если продать их достаточно много, то, по закону больших чисел, неизбежно останешься в прибыли!
– Как? Делая ставку на то, что клиенты
– Ставка беспроигрышна, доктор Уотерхауз.
– Добрый путь, мистер Локк, я догоню вас завтра в Оутсе.
– Вы можете ожидать самой радушной встречи со стороны Мэшемов. Со стороны же Ньютона…
– Вы забыли, что я знаю его тридцать лет.
– Ах, разумеется.
– …
– …Я могу лишь догадываться, что за интриги вы плетёте, мистер Уотерхауз. Однако признаю, что буду рад вашему приезду. Он снимет с моих плеч огромное бремя.
– Что за бремя давит на ваши плечи, мистер Локк?
– Ньютон болен.
– Сердечная рана?
– Это наименьший из его недугов.
– Я поспешу к нему с тем скромным лекарством, какое могу предложить.
– Мистер Уотерхауз, в моём расписании не предусмотрено ни малейшего перерыва. Кроме как на малую нужду. Соблаговолите присоединиться?
– Как едва ли нужно объяснять вам, мистер Пепис, ничто не доставляет мне большего блаженства, чем отправление этой естественной надобности, но отправлять её вместе с вами, сэр, будет не только удовольствие, но и честь.
– Тогда оставим тех, кому не понять её значимости, и помочимся в обществе друг друга.
– Если вы соизволите свернуть направо, вот сюда, мистер Пепис, то увидите садовую стену, которую я как раз недавно изучал на предмет…
– Ни слова более, мистер Уотерхауз, это великолепная стена, архитектурно безупречная, уединённая, словно созданная для наших целей.
– …
– Ба, мистер Уотерхауз, вы что, покупаете штаны у турок?
– Мне скоро пятьдесят, сэр, что даёт право на некоторые чудачества. Процесс этот доставляет мне такое наслаждение, что я не терплю помех с одеждой – я ловко извлеку свой инструмент и закончу дело, покуда вы ещё будете возиться с пуговицами и пряжками.
– Ошибаетесь, сэр, я отстал от вас на считанные мгновения.
– …
– Не хочется спеть гимн, а?
– Я иногда пою.
– До меня дошёл слух, что вы завтра навещаете Ньютона. Интересно, готов ли у него ответ на мой вопрос касательно лотереи?
– Ещё один способ собрать деньги?
– Скорее способ обычным людям обогатиться за счёт (весьма ничтожных) расходов большого числа других обычных людей. Разумеется, казначейство получит какой-никакой приварок.
– Когда мы создавали Королевское общество, я помыслить не мог, что вы найдёте ему столь разнообразные практические приложения.
– В том-то и дело. Лотерея – игра случая и потерпит крах, если просчитаться математически. Я пригласил Ньютона в качестве консультанта.
– Разумно обратиться к лучшему специалисту.
– Однако он, сдаётся, чересчур занят, а когда находит время ответить на мои письма, то не пишет о вероятности, но обличает меня в сношении с иезуитами или поджоге его лаборатории.
– Довольно. Все, говорившие со мной о Ньютоне в последние несколько дней, прибегали к эвфемизмам и экивокам, подразумевающим, что он повредился в уме.
– Я всегда считал Гука нашим записным сумасшедшим, но Ньютон в последнее время…
– Молчите, сэр. Я постараюсь докопаться до истины.
– Прекрасно. А теперь на колени, мистер Уотерхауз.
– Простите?!
– Не бойтесь, я сейчас к вам присоединюсь… колени мои с годами гнутся всё хуже… кхе… ох… уф. Ну вот. Теперь помолимся.
– Вы всегда молитесь после мочеиспускания?
– Только после особо знатного, в компании собрата по несчастью, как сейчас. Владыка Вселенной, Твои смиренные рабы Самюэль Пепис и Даниель Уотерхауз молят Тебя об упокоении души покойного епископа Честерского, Джона Уилкинса, который, не стремясь к дальнейшему очищению в Почке Мира, отошёл к Тебе двадцать лет назад. Благодарим Тебя, наделившего нас разумом, благодаря которому изобрели литотомию, что позволило нам, недостойным, задержаться в мире, мочась свободно по мере надобности. Пусть же струи нашей мочи, что, играя на солнце, устремляются на восток сверкающими параболами, будут зримым знаком Твоей милости, как камни в наших карманах вечно напоминают, что мы бренны и мы грешники. Хотите что- нибудь добавить, мистер Уотерхауз?
– Только «аминь».
– Аминь! Прах меня побери, я опаздываю на свой следующий заговор! Бог в помощь, Даниель.
Ибо пламя страстей никогда не просветляет разума, а, наоборот, помрачает его.[30]
Первым душевным движением Уотерхауза, как ни странно, было сочувствие к юному Доминику Мэшему. Даниеля бы тоже ошеломило то, что Джон Локк, Николя Фатио де Дюийер и Исаак Ньютон сделали в Оутсе, не видь он Эпсом в Чумной год. А так лаборатория, которую три одиноких еретика устроили в поместье Мэшемов, представлялась лишь бледным подобием того, что Уилкинс и Гук сотворили в гостях у Джона Комстока.
Впрочем, Даниель вынужден был признать, что всё здесь куда культурнее. Во флигелях имения миссис Мэшем не вспарывали животы собакам. Эпсом (в воспоминаниях) самозародился из почвы, политой кровью и удобренной порохом, – в нём преобладали стихии земли и воды. Оутс, словно привезенная из Франции тепличная лилия, состоял из воздуха и огня. И всё здесь было направлено на поиск пятой стихии – квинтэссенции, звёздного вещества, Божьего присутствия в мире. Солнце сверкало на белых барочных зданиях, поздние осенние розы ещё цвели, сквозь открытые окна в гостиные и галереи лился свежий воздух, и Даниель, идя с Мэшемом по имению, без труда понимал, как молодой и несведущий в науках
