винить. Ты больше похож на девушку, чем на мужчину. И знаешь, мальчишка из тебя вышел довольно нескладный, а девчонка вышла бы очень красивая. Ты был бы хорошенькой девушкой.

– Но ведь ты не считаешь меня девчонкой? – сказал Мэтчем.

– Конечно, не считаю. Я просто пошутил, – сказал Дик. – Из тебя со временем выйдет настоящий мужчина! Еще, пожалуй, прославишься своими подвигами. Интересно знать, Джон, кто из нас первый будет посвящен в рыцари? Мне смертельно хочется стать рыцарем. «Сэр[11] Ричард Шелтон, рыцарь» – вот это здорово звучит! Но и «сэр Джон Мэтчем» звучит недурно.

– Постой, Дик, дай мне напиться, – сказал Мэтчем, останавливаясь возле светлого ключа, вытекавшего из холма и падавшего в песчаную ямку не больше кармана. – Ах, Дик, как мне хочется есть! У меня даже сердце ноет от голода.

– Отчего ж ты, глупец, не поел в Кэттли? – спросил Дик.

– Я дал обет поститься, потому что... меня вовлекли в грех, – запинаясь, ответил Мэтчем. – Но теперь я с удовольствием съел бы даже корку сухого хлеба.

– Садись и ешь, – сказал Дик, – а я пойду поищу дорогу.

Из сумки, висевшей у него на поясе, он вынул хлеб и куски вяленой свинины. Мэтчем с жадностью набросился на еду, а Дик исчез среди деревьев.

Скоро он дошел до оврага, на дне которого журчал ручей. За оврагом деревья были выше; там росли уже не ивы и вязы, а дубы и буки. Шелест листьев, колеблемых ветром, заглушал звуки его шагов; однако Дик осторожно крался от одного толстого ствола к другому и зорко глядел по сторонам. Внезапно перед ним, словно тень, мелькнула лань и скрылась в чаще. Он остановился, огорченный. Испуганная лань может выдать его врагам. Вместо того чтобы идти дальше, он подошел к ближайшему высокому дереву и быстро полез вверх.

Ему повезло: дуб, на который он взобрался, был самым высоким деревом в этой части леса. Когда Дик влез на верхний сук и, раскачиваясь на ветру, глянул вдаль, он увидел всю болотную равнину до самого Кэттли, увидел Тилл, вьющийся среди лесистых островов, и прямо перед собой – белую полосу большой дороги, бегущей через лес. Лодку уже подняли, перевернули, и она плыла по реке к домику перевозчика. Кроме этой лодки, нигде не было ни малейшего признака присутствия человека, только ветер шумел в ветвях. Дик уже собирался спускаться, как вдруг, кинув последний взгляд вокруг, заметил ряд движущихся точек посреди болота. Очевидно, какой-то маленький отряд быстро шел по тропинке. Это его встревожило; он поспешно спустился на землю и вернулся через лес к товарищу.

Мэтчем успел хорошо отдохнуть, и мальчики, подстегиваемые всем тем, что видел Дик, поспешно выбрались из чащи, беспрепятственно пересекли дорогу и двинулись вверх по склону холмистого кряжа, на котором рос Тэнстоллский лес. Здесь, между купами деревьев, простирались песчаные лужайки, заросшие вереском и дроком; кое-где попадались старые тисы. Почва становилась все более неровной; ежеминутно на пути попадались бугры и овраги. Ветер дул все яростнее и сгибал стволы деревьев, как тонкие удочки.

Они вышли на лужайку. Внезапно Дик упал на землю ничком и медленно пополз назад, к деревьям. Мэтчем, не заметивший никакой опасности и очень удивленный, последовал, однако, примеру товарища. И только когда они спрятались в чаще, он спросил, что случилось.

Вместо ответа Дик показал ему пальцем на старую сосну, которая росла на другом конце лужайки, возвышаясь над всем соседним лесом и отчетливо выделяясь на светлом небе своей мрачной зеленью. Внизу ствол ее был прям и толст, как колонна. Но на высоте пятидесяти футов он раздваивался, образуя два толстых сука; между этими суками, словно моряк на мачте, стоял человек в зеленой куртке и зорко смотрел вдаль. Солнце сияло на его волосах; прикрыв глаза рукой, он с правильностью машины медленно поворачивал голову то в одну сторону, то в другую.

Мальчики переглянулись.

– Попробуем обойти его слева, – сказал Дик. – Мы чуть не попались, Джон.

Десять минут спустя они выбрались на хорошо утоптанную тропинку.

– Этой части леса я совсем не знаю, – проговорил Дик. – Куда приведет нас эта тропинка?

– Увидим, – сказал Мэтчем.

Тропинка привела их на вершину холма и стала спускаться в овраг, напоминавший большую чашу. Внизу, в густой чаще цветущего боярышника, они увидели развалины какого-то дома – несколько обгорелых бревенчатых срубов без крыш да высокую печную трубу.

– Что это? – спросил Мэтчем.

– Клянусь небом, не знаю, – ответил Дик. – Я здесь ничего не знаю. Надо быть осторожными.

Они медленно спускались, продираясь сквозь заросли боярышника; сердца их стучали. Здесь, видимо, еще недавно жили люди. В чаще попадались одичавшие фруктовые деревья и огородные овощи; солнечные часы, поваленные, лежали в траве. Очевидно, тут прежде был сад. Пройдя еще немного, они вышли к самому дому.

Когда-то это было красивое и прочное здание. Его окружал глубокий ров; но теперь ров высох, на дне его валялись камни, упавшее бревно было перекинуто через него, словно мост. Две стены еще стояли, и солнце сияло сквозь их пустые окна; но вся остальная часть здания рухнула и лежала грудой обломков, почерневших от огня. Внутри уже зеленело несколько молоденьких деревьев, выросших из щелей.

– Мне кажется, – прошептал Дик, – это Гримстон. Он принадлежал когда-то Саймону Мэлмсбери; сэр Дэниэл разрушил его. Пять лет назад Беннет Хэтч сжег этот дом. И, сказать по правде, напрасно – дом был красивый.

Внизу, в овраге, было безветренно и тепло. Мэтчем тронул Дика за плечо и предостерегающе поднял палец.

– Тсс! – сказал он.

Странный звук нарушил тишину. Он повторился еще несколько раз, прежде чем они догадались, что он означает. Казалось, какой-то грузный человек прочищает себе горло; затем хриплый, фальшивый голос запел:

Певец умолк; слабо лязгнуло железо, и все затихло.

Мальчики смотрели друг на друга. Кто бы ни был их незримый сосед, он находился как раз по ту сторону развалин. Мэтчем внезапно покраснел и двинулся вперед; по упавшему бревну он перешел через ров и осторожно полез на огромную кучу мусора, наполнявшую внутренность разрушенного дома. Дик не успел удержать его, и теперь ему оставалось только следовать за ним.

В углу разрушенного дома два бревна упали крест-накрест, отгородив от мусора пустое пространство не больше чулана. Мальчики спустились туда и спрятались. Через маленькую бойницу они могли видеть все, что происходило за домом.

То, что они увидели, ужаснуло их; они попали в отчаянное положение. Уйти отсюда было немыслимо; даже дыхание свое приходилось им сдерживать. Возле рва, футах в тридцати от того места, где они сидели, пылал костер; над костром висел железный котел, из которого валил густой пар, а рядом с костром стоял высокий, тощий краснолицый человек. В правой руке он держал железную ложку; на поясе у него висели охотничий рог и большой кинжал. Казалось, он прислушивался к чему-то; видимо, он слышал, как они вошли в дом. Это и был, несомненно, певец; он, вероятно, мешал в котле, когда шорох чьих-то шагов на мусорной куче донесся до его слуха. Немного дальше лежал, закутавшись в коричневый плащ, еще один человек; он крепко спал. Бабочка порхала над его лицом. Все это происходило на лужайке, белой от маргариток. На цветущем кусте боярышника были развешаны лук, колчан со стрелами и кусок оленьей туши.

Наконец долговязый перестал прислушиваться, поднес ложку ко рту, лизнул ее и снова принялся мешать в котле, напевая.

хрипло пропел он, возвращаясь к тем самым словам своей песни, на которых остановился.