– Сколько, по-вашему, у них человек? – спросил Глостер.

– У них нет и двух тысяч, – ответил Дик.

– Здесь в лесу у меня семьсот воинов, – сказал герцог. – Еще семьсот идут из Кэттли и вскоре будут здесь; вслед за ними двинутся еще четыреста; у лорда Фоксгэма пятьсот в Холивуде. Будем ли мы ждать подхода всех наших сил или нападем сейчас?

– Милорд, – сказал Дик, – повесив этих пятерых несчастных, вы сами решили вопрос. Хотя они люди не знатные, но время беспокойное, их хватятся, станут искать, и поднимется тревога. Поэтому, милорд, если вы хотите напасть врасплох, то, по моему скромному мнению, у вас нет и часа в запасе.

– Я тоже так думаю, – ответил горбун. – Еще и часа не пройдет, как вы, врезавшись в толпу врагов, заслужите звание рыцаря. Послать проворного человека в Холивуд с перстнем лорда Фоксгэма; другого проворного человека – на дорогу поторопить моих мямлей! Ну, Шелтон, клянусь распятием, дело выйдет!

С этими словами он снова приставил трубу к губам и затрубил.

На этот раз ему не пришлось долго ждать. В одно мгновение поляна вокруг креста покрылась пешими и конными воинами. Ричард Глостер, усевшись на ступенях, посылал гонца за гонцом, вызывая к себе семьсот человек, спрятанных в ближайших лесах. Не прошло и четверти часа, как армия его выстроилась перед ним. Он сам встал во главе войска и двинулся вниз по склону холма к городу Шорби.

План его был прост. Он решил захватить квартал города Шорби, лежавший справа от большой дороги, хорошенько укрепиться в узких переулках и держаться там до тех пор, пока не подоспеет подкрепление.

Если лорд Райзингэм захочет отступить, Ричард зайдет к нему в тыл и поставит его между двух огней; если же он предпочтет защищать город, он будет заперт в ловушке и в конце концов разбит превосходящим его численно неприятелем.

Но была одна большая опасность, почти неминуемая: семьсот человек Глостера могли быть опрокинуты и разбиты при первой же стычке, и, чтобы избежать этого, надо было напасть на врагов как можно внезапнее.

Итак, пехотинцы снова уселись позади всадников, и Дику выпала особая честь сидеть за самим Глостером. Покуда лес скрывал их, войска медленно подвигались вперед, но, когда лес, окаймлявший большую дорогу, кончился, они остановились, чтобы передохнуть и изучить местность.

Солнце, окруженное морозным желтым сиянием, уже совсем взошло, освещая город Шорби, над снежными крышами которого вились струйки утреннего дыма.

Глостер обернулся к Дику.

– В этом бедном городишке, – сказал он, – где жители сейчас готовят себе завтрак, либо вы станете рыцарем, а я начну жизнь, полную великих почестей и громкой славы, либо мы умрем, не оставив по себе даже памяти. Мы – два Ричарда. Ну, Ричард Шелтон, мы должны прославиться, мы оба! Мечи, ударяясь о наши шлемы, прозвучат не так громко, как прозвучат наши имена в устах народа!

Дик был изумлен страстным голосом и пылкими словами, в которых звучала такая жажда славы. Весьма разумно и спокойно он ответил, что обещает выполнить свой долг и не сомневается в победе, если остальные поступят так же.

К этому времени лошади хорошо отдохнули; предводитель поднял меч, опустил поводья, и все кони, с двумя воинами на каждой спине, помчались галопом вниз по холму, пересекая покрытое снегом поле, за которым начинался Шорби.

До города было не больше четверти мили. Но не успели они выехать из-под прикрытия деревьев, как заметили людей, с криком бегущих по снежному полю. И сразу же в городе поднялся шум, который становился все громче и громче. Они еще не проскакали и полдороги до ближайшего дома, как на колокольне зазвонили колокола.

Юный герцог заскрежетал зубами. Он испугался, что враги подготовятся к защите. Он знал, что, если он не успеет закрепиться в городе, его маленький отряд будет разбит и истреблен.

Однако дела ланкастерцев были плохи. Все шло так, как говорил Дик. Ночная стража уже сняла свои доспехи; остальные – разутые, неодетые, не подготовленные к битве – все еще сидели по домам. Во всем Шорби не было, пожалуй, и пятидесяти вооруженных мужчин и пятидесяти оседланных коней.

Звон колоколов, испуганные крики людей, которые бегали по улицам и колотили в двери, очень быстро подняли на ноги человек сорок из этих пятидесяти. Они поспешно вскочили на коней и, так как не знали, откуда грозит опасность, помчались в разные стороны.

И когда Ричард Глостер доскакал до первого дома Шорби, у входа на улицу его встретила только горсточка воинов, которая была разметена им, точно ураганом.

Когда они проскакали шагов сто по городу, Дик Шелтон дотронулся до руки герцога. Герцог натянул поводья, приложил трубу к губам, протрубил условленный сигнал и свернул направо. Весь его отряд, как один человек, последовал за ним и, пустив коней бешеным галопом, промчался по ближайшей боковой улице. Последние двадцать всадников остановились в начале улицы; тотчас же пехотинцы, которых они везли позади себя, соскочили на землю; одни стали натягивать луки, другие – захватывать дома по обеим сторонам улицы.

Удивленная переменой тактики, испуганная решительными действиями арьергарда врага, горстка ланкастерцев, посовещавшись, поскакала обратно за подкреплениями.

Та часть города, которую занял Ричард Глостер по совету Дика, лежала на небольшой возвышенности, за которой начиналось открытое поле, и состояла из пяти маленьких улочек с бедными, почти пустыми домами.

Каждую из этих пяти улочек поручили охранять сильным караулам; резерв укрепился в центре, вдали от выстрелов, готовый подоспеть на помощь, если понадобится.

Эта часть города была так бедна, что ни один ланкастерский лорд не жил тут, даже слуги их ее избегали. Обитатели этих улиц сразу побросали свои дома и, крича во все горло, побежали прочь, перелезая через заборы.

В центре, где сходились все пять улиц, стояла жалкая харчевня с вывеской, изображавшей шахматную доску. Эту харчевню герцог Глостер избрал своей главной квартирой на весь день.

Дику он поручил охрану одной из пяти улиц.

– Ступайте, – сказал он, – заслужите себе рыцарское звание. Заслужите мне славу – один Ричард для другого. Если я возвышусь, вы возвыситесь со мною. Ступайте, – прибавил он, пожимая ему руку.

Как только Дик ушел, герцог обернулся к маленькому, оборванному стрелку.

– Иди, Даттон, и поскорее, – сказал он. – Иди за ним. Если ты убедишься в его верности, ты головой отвечаешь за его жизнь. Но если он окажется изменником или если ты хоть на одно мгновение усомнишься в нем, – заколи его ударом в спину!

Между тем Дик торопился укрепить свои позиции. Улица, которую он должен был оборонять, была очень узка и тесно застроена с двух сторон домами, верхние этажи которых, выступая вперед, нависали над мостовой. Но как ни узка и темна была эта улица, она выходила на рыночную площадь, и исход битвы, по всей вероятности, должен был решиться здесь.

Всю рыночную площадь заполняла толпа беспорядочно мечущихся горожан, но неприятеля, готового ринуться в атаку, еще не было видно, и Дик решил, что у него есть некоторое время, чтобы приготовиться к защите.

В конце улицы стояли два пустых дома с открытыми настежь дверьми, так как жильцы бросили их и удрали. Дик поспешно вытащил оттуда всю мебель и построил из нее баррикаду у входа в улицу. В его распоряжении было сто человек, и большую часть их он разместил в домах; лежа там под прикрытием, они могли стрелять из окон. Вместе с остальными он засел за баррикадой.

Между тем в городе продолжалось сильнейшее смятение. Звонили колокола, трубили трубы, мчались конные отряды, кричали командиры, вопили женщины, и все это сливалось в общий нестерпимый шум. Но наконец шум этот начал понемногу стихать, и вскоре воины и стрелки стали собираться и строиться в боевом порядке на рыночной площади.

Очень многие из этих воинов были одеты в синее и темно-красное, и рыцарь на коне, строивший их в