мирно.

– Все, начальник, дальше я уж пешком до метро, на следующем перекрестке переход, там он и играет.

Петрович притормозил так резко, что Ханой чуть не разбил голову о лобовое стекло.

– Проваливай.

«Вот и благодарность конторщика, – бормотал Ханой, стоя у бордюра, – ни тебе спасибо, ни денег».

На душе сделалось легче, его оставили в покое, как минимум до завтра, а если повезет, то и еще пару дней прихватить удастся. Ханой дураком не был, знал, что долго не протянет. Если сам не засыплется, конторщики сдадут, когда выкрутят его, как мокрую тряпку, – досуха. Но пока еще он был жив и даже вполне здоров.

«Пузырь возьму», – решил он.

Бывший зэк после досрочного освобождения напиваться в компании не рисковал, мог по пьяни и сболтнуть что-то лишнее. Пил в одиночестве, закрыв дверь квартиры на все замки, после к телефону уже не подходил до самого утра. От мысли про спиртное у Ханоя по телу пробежала теплая волна, а во рту сам собой материализовался обжигающий вкус водки.

– Гражданин, – услышал Ханой властный голос, – документы у вас есть?

Ханой расплылся в улыбке. Патрульно-постовой сержант нутром чуял в нем бывшего зэка.

– А как же, гражданин начальник. Теперь в Москве без документов и шага не сделаешь, – без резких движений, он извлек из кармана потертый паспорт и вручил постовому.

Под прозрачную обложку на развороте с фотографией были запихнуты сложенные втрое десять баксов. Краешек купюры слегка выбивался из-под пластика, прямо-таки провоцировал – подцепи ногтем и забирай. Сержант подцепил купюру и вручил владельцу:

– Взятку предлагаешь?

– Да, что вы… деньги так ношу. Потерять боюсь.

То, что постовой вынул деньги, но не взял, было плохим знаком.

«Значит, документы у себя оставит», – с тоской подумал Ханой, запихивая десятку в карман рубашки.

Мент умудрялся смотреть в документ и на подозрительного мужчину одновременно. Ханой же с тоской глядел на стоявший всего в квартале от него джип Петровича, но иллюзий не строил. Даже будь эфэсбист рядом с ним – и словом бы не заступился перед ментами.

«Накрылась выпивка. Заметут», – с горечью подумал Ханой, когда мент приподнял рацию.

– Павел, подъедь ко мне. Есть подозреваемый.

– А что такое? – Ханой спросил чисто для порядка, наперед зная, что для объяснений у ментов припасен целый воз и маленькая тележка.

– Неподалеку квартиру обокрали, – зевнул сержант, – по описанию вы подходите. Я вас задерживаю. До выяснения…

Петрович тем временем спустился в переход. Народ в нем, несмотря на поздний час, сновал вовсю. Эфэсбист осмотрелся.

«Ни одного музыканта. Но нет, Ханой не врет, смысла ему нет меня дурачить».

Петрович наугад выбрал одного из завсегдатаев перехода – художника. Бородач сидел на раскладном стульчике перед этюдником, над ним, приклеенные липкой лентой к стене, висели образчики его работ.

– Нравится? – отозвался художник, заметив, что прохожего в добротном костюме, а значит, и с деньгами, заинтересовали рисунки.

– Неплохо.

– Если хотите, могу и вам портрет сделать, даже рамки есть, дубовый багет, стекло. Я же не какой- нибудь мазила – Строгановку окончил. На Западе такие работы…

– В другой раз, – улыбнулся Петрович, – я паренька слепого ищу, он здесь на клавишах играет.

По взгляду художника эфэсбист мгновенно определил, что попал «в десятку» – есть здесь такой, но бородач колоться не спешил. Мало ли кто, да и зачем, ищет Бунина?

– Дочка замуж выходит, – улыбка Петровича сделалась счастливой и задумчивой, хоть глаза оставались холодными, – хочет «живую» музыку. Только где же в квартире ансамбль поставишь? Подсказала, мол, играет тут слепой парнишка, его и пригласи вместе с инструментом.

Настороженность с художника как ветром сдуло. Сработала солидарность – соседу предлагали работу.

– Он рядом со мной стоит. Отличный музыкант. У вашей дочери вкус есть. Но Николай обычно с утра приходит, часов до четырех играет, в такое время его уже не застать.

– С утра я на работе, но, может, вырвусь.

– Не знаю, стоит ли? Я его последние дни не видел. Заболел, может, или уехал.

– Жаль, заработал бы парень.

– У меня его телефон есть, – художник порылся в карманах, извлек видавшую виды записную книжку.

Петрович «сфотографировал» номер одним взглядом, но не отказался и от кусочка плотного ватмана, на котором художник записал карандашом телефон и имя – Николай.

– Звоните, если он в городе, то дома сидит, куда слепому пойти? И про портрет не забудьте, за такие деньги вам нигде лучше не сделают.

Петрович вернулся к машине. По номеру получалось, что живет Николай где-то поблизости.

К трубке нового мобильника рука еще не успела привыкнуть, аппарат казался слишком мелким. В наушнике звучали длинные гудки. Когда стало ясно, что дома никого, Петрович набрал Василия:

– Пробей-ка по компьютеру номер…

Ждать пришлось недолго, Петрович даже трубку не отключал. Адрес он не записывал, на память никогда не жаловался.

– Значит, зовут его Николай Бунин. Ты по нашей базе данных и по ментовской найди все, что на него есть. Через пару часов заеду, возьму.

На всякий случай Петрович подъехал к дому Бунина. Окна квартиры отыскал быстро. Ни в одном из них света не было.

«Значит, и хозяина дома нет, – вздохнул он и тут же рассмеялся, – а зачем слепому свет? Так, еще один звоночек. Последняя попытка», – и он принялся вдавливать непривычно близко расположенные друг к другу клавиши нового телефона.

У киноконцертного зала «Варшава» стоял потрепанный «Москвич». Бунин ходил возле него, не понимая, куда подевался Карл.

«Договорились же на точное время, – нервничал Николай, поглядывая на публику, крутившуюся у стеклянной двери зала, – и капот еще теплый, совсем недавно приехал».

В голову, конечно же, приходили плохие мысли. События последних дней сами подталкивали к ним.

«А если… – начиналась каждая из них и заканчивалась неизменно повторяемым, как заклятие, – …с Карлом это не пройдет».

Изредка звонил краденый мобильник. Николай спокойно говорил: «Алло», а затем сообщал звонившему, что тот ошибся номером.

Когда терпению Бунина пришел конец и он уже изнемогал от неопределенности, появился Карл. Именно появился, а не пришел. Бунин просто увидел его рядом с машиной, когда на секунду отвернулся. Где он был до этого, с какой стороны приблизился, оставалось загадкой.

– Мандражируешь? – законный щелкнул ключом в замке дверцы. – Правильно делаешь, садись. Дочь мента цела осталась?

– С ней все в порядке. Ты следил, не привел ли я «хвост»?

– Не пришел ли «хвост» за тобой, – Карл скупо рассмеялся, – выкладывай.

Особо хвалиться было нечем, разве тем, что удалось выяснить, – люди Мальтинского сидят в офисе Малышева. Карл вертел в руке телефон, украденный Буниным у Петровича:

– Значит, он тебе за него три сотни предлагал?

– Думаю, заплатил бы и четыре.