Легкий «кукурузник» тряхнул порыв ветра. Самолет летел низко. За иллюминаторами с двух сторон простиралось поле. По зеленому, с желтыми пятнами выгоревших на солнце хлебов, прокатывались волны.

Казалось, что вся земля вымерла – ни домика, ни человека, ни даже одиноко пасущейся скотины. Помощник пилотировал самолет, а командир – бывший военный летчик Иван Калинин – сидел посреди салона на перевернутом дощатом ящике. Вместо того чтобы любоваться красотами, открывавшимися за бортом, он тупо смотрел на незакрытую дверь в хвосте самолета. За дверью располагался самый примитивный сортир – помост, а в нем прорезанное ножовкой отверстие. «Кукурузник» не сверхзвуковой истребитель, на нем все значительно проще, от управления до «удобств».

Иван Калинин думал о том, что жизнь его по большому счету не удалась. Не летал он уже четыре года. С того самого дня, когда трижды латаный-перелатаный транспортный самолет, выработавший свой ресурс еще на закате Советского Союза, таджикские власти продали за границу. С полгода Калинин еще послужил в армии, но на весь аэродром, на всю летную часть оставался только один «живой» самолет, да и тот поднимался в воздух не чаще двух раз в месяц.

Иван вовремя сообразил, что пройдет еще полгода, и он сопьется окончательно. Жена его бросила в середине девяностых, когда прожить на зарплату военного летчика стало невозможно. Ушла без скандала, без выяснения отношений, просто однажды после крутой пьянки Калинин проснулся и обнаружил, что остался один. Все ценное, что еще оставалось дома, жена забрала с собой, а взамен оставила короткую записку: «Ты – скотина. После того что ты сделал, видеть тебя не хочу. Ухожу навсегда». Что именно сделал Калинин той ночью, он припомнить так и не смог. До сегодняшнего дня это оставалось для него тайной, причем без всяких шансов на прояснение. А может, имелась в виду не ночь, а вся жизнь?

Жену он искать не стал. Если женщина забрала с собой даже сделанные ею на дни рождения мужа подарки, она уж точно не вернется. Спасение, как казалось тогда Калинину, он нашел в заброшенном доме своей покойной матери.

Дом располагался в пятидесяти километрах от Душанбе. Поселок небольшой. Когда-то здесь начали строить филиал сельхозмашиностроительного завода, да так и не успели окончить. Часть строителей, приехавших из России, остались жить в Таджикистане возле умершей стройки. Местные жители к ним привыкли и уже не воспринимали как чужих. Калинин прекрасно вписался в поселок, зарабатывал тем, что занимался извозом на стареньком микроавтобусе. Сидя за рулем доисторического польского «жука», он иногда воображал, что вновь оказался за штурвалом самолета, что шоссе – это взлетная полоса, и стоит потянуть руль-штурвал на себя, как машина оторвется от асфальта и воспарит, неся своего владельца в небесные выси, туда, где даже днем видны звезды.

Мечтать, говорят, не вредно. До поры до времени так думал и Иван Калинин, спрятавший военную форму в глубины необъятного платяного шкафа. Денег на жизнь хватало – много ли надо одинокому мужчине? Но отложить на покупку нового микроавтобуса не получалось. Вот тут и возникло искушение.

Однажды в холостяцкий дом постучал приезжий – видный мужчина, обходительный, в светлом костюме. Калинин вначале подумал, что пришли договариваться насчет аренды микроавтобуса, но ошибся. Мужчина, назвавшийся Петровичем, предложил то, о чем Калинин и мечтать не мог.

«Вы не против снова сесть за штурвал самолета?»

«Какого?» – спросил Иван, поняв, что отказаться не сможет, даже если предложат летать даром.

«Ан-2», «кукурузник», – улыбнулся Петрович.

«Где летать?»

«Перегонять самолеты в Подмосковье, на авиаремонтный завод, и оттуда назад в Таджикистан. Летать примерно два раза в месяц. Согласны?»

«Согласен», – вырвалось у Калинина прежде, чем он успел подумать.

Летчик спохватился, что еще не узнал, сколько за полеты станут платить, но Петрович опередил его вопрос.

«Тысяча долларов за полет в два конца вас устроит? Вижу, что спорить вы не хотите. Можете мне подсказать еще одного надежного пилота, с кем вы хотели бы летать?»

Вот так и оказался Калинин в «кукурузнике» вместе с приятелем по военной службе Петром Жуковым. Сегодня утром они вылетели с аэродрома частного аэроклуба под Душанбе. Перед самым отлетом на поле подъехала грузовая машина, стала плотно задним бортом к люку, из нее молчаливые грузчики перетащили в самолет картонные ящики с надписью: «Сода пищевая». Сопровождать груз до Подмосковья в самолете остались два таджика с мрачными лицами.

Служившему в Афганистане Калинину они живо напомнили моджахедов, хоть и были одеты в джинсы и свитера. Что дело нечисто, ему стало понятно сразу же перед отлетом. Кому придет в голову везти соду самолетом из Таджикистана в Россию, а тем более выделять на ее охрану басмачей-головорезов? Да и самолет не нуждался в ремонте. Ему еще летать и летать. Можно было обойтись простым техобслуживанием прямо в ангаре аэроклуба. Таджики не выказывали ни малейшего желания общаться с пилотами, они расположились на узкой скамейке, идущей вдоль борта, говорили мало и только по- таджикски. Первая эйфория от полета после длительного воздержания прошла быстро.

Иван глянул на часы, приближалось время очередной посадки для дозаправки. Один из таджиков поднялся, придерживаясь рукой за обшивку, добрался до туалета и, даже не закрыв дверь, принялся «отливать». Делал это как европеец, стоя. Калинин мысленно сплюнул и перебрался в кабину к Петру Жукову, тот уже договаривался по рации с наземным диспетчером.

Иван взгромоздил наушники на голову и слушал разговор, не вникая в его суть. Впереди уже виднелись постройки аэродрома сельскохозяйственной авиации. Длинный одноэтажный барак, дощатые ангары, цистерны склада ГСМ, два «кукурузника» на краю летного поля.

Петр Жуков, несмотря на боковой ветер, стремившийся опрокинуть машину, посадил самолет мастерски. Первым на землю спрыгнул Иван. Встретить его вышел совсем молодой парень, одетый в джинсы и военную рубашку без погон.

– Леня, – попросту представился он, пожимая руку командиру, и уставился на таджикский флажок, намалеванный на фюзеляже, – издалека вас занесло.

– Теперь часто летать здесь будем, можно сказать, открываем регулярное сообщение.

Старый автозаправщик подкатил к самолету.

– Ваши красиво работают, деньги за топливо быстро перевели. Первый раз такое вижу. Что везете?

Вопрос был задан просто так, без интереса. Иван не стал рассказывать о соде и таджиках.

– В ремонт перегоняем.

– Ясно… – чувствовалось, Леня хочет о чем-то попросить, но тянет. Наконец, решился. – Человека одного до Москвы не подбросите?

– Вообще-то не положено, – проворчал Иван.

– По дороге же, – напомнил Леня и показал на девушку в светлой юбке и облегающей черной кофточке.

Девушка сидела на крыльце, на коленях держала объемную спортивную сумку.

– Командир, сделай одолжение. Ей в Москву надо, а на билет денег нет. Сам говоришь, что не последний раз здесь садишься. Потом и отблагодарю.

– Она тебе кто? – поинтересовался Иван.

Леня бесхитростно улыбнулся.

– Считай, никто, сестра троюродная. Мы через улицу живем.

– Хорошо, но комфорта в полете и прохладительных напитков я ей не обещаю.

– Света! – крикнул Леня и махнул рукой.

Девушка, до этого смотревшая на горизонт, делавшая вид, что ей и дела нет до разговора двух мужчин, мгновенно встрепенулась, подбежала к Ивану.

– Здравствуйте. Это все Леня. Я ему говорю, что не надо просить, что не положено. Нельзя. А он, видите, попросил. Извините, если вам сложно, то не берите, я уж сама как-нибудь до Москвы доберусь. Там у меня родственники.

Многословие девушки обрушилось на Калинина. Ему, отвыкшему от женского общества, не хотелось уронить себя в ее глазах. Положение обязывало держаться с достоинством, он командир воздушного