ведерко поставили перед стулом Чана, которому и предстояло употребить большую часть курицы. Несколько минут они ели в молчании, беседуя глазами, еще несколько – разговаривали о пустяках.

– Текила – мать обвиняемого и девочки, – сказал судья Ван, когда пришло время перейти к делу. – Где- то я уже слышал это имя.

– Оно дважды звучало у нас в суде, – сказала мисс Бао и напомнила предыдущие случаи: первый, почти пять лет назад, когда казнили Текилиного сожителя, и второй, трехмесячной давности, очень похожий на сегодняшний.

– Ах да, – сказал судья Ван, – второй припоминаю. Мальчик и его друзья избили мужчину, но ничего не украли. Мальчик отказался что-либо объяснять. Я приговорил его к трем ударам палкой и отпустил.

– Есть основания предполагать, что пострадавший растлевал его сестру, – вставил Чан, – во всяком случае, он уже проходил по подобному обвинению.

Судья Ван выудил из ведерка куриную ножку, разложил на салфетке, скрестил руки на груди и вздохнул.

– Есть ли у мальчика хоть какие-нибудь родственники-мужчины?

– Никаких, – отвечала мисс Бао.

– Кто мне посоветует? – Судья Ван часто задавал этот вопрос – он считал, что подчиненных надо учить.

Мисс Бао ответила с должным почтением: – Учитель сказал: 'Благородный муж стремиться к основе. Когда он достигает основы, перед ним открывается правильный путь. Почтительность к родителям и уважение к старшим братьям – это основа человеколюбия'.

– Как применима мудрость Учителя к этому случаю?

– У мальчика нет отца, значит, сыновней почтительностью он обязан государству. Вы, судья Ван, представитель государства, и вряд ли ему доведется встретить других. Ваш долг – примерно наказать его, скажем, шестью ударами, чтобы пробудить в нем сыновнюю почтительность.

– Однако Учитель сказал также: 'Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет всячески уклоняться от наказаний и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд и он исправится'.

– Значит, вы за попустительство? – скептически произнесла мисс Бао.

Чан вставил:

– Мен Убо спросил о почтительности к родителям. Учитель ответил: 'Родители всегда печалятся, когда их дети болеют'. Однако Учитель не говорил о битье палками.

Мисс Бао заметила:

– Учитель сказал также: 'На гнилом дереве не сделаешь резьбы' и 'Лишь самые умные и самые глупые не могут измениться'.

– Значит, вопрос – гнилое ли дерево мальчик? Насчет отца у меня сомнений не было. Насчет сына – есть.

– С величайшим почтением я обратил бы ваше внимание на девочку, – сказал Чан, – о которой только и должна идти речь. Мальчик, возможно, пропащий, девочку еще можно спасти.

– Кто будет ее спасать? – сказал мисс Бао. – Нам дана власть карать; у нас нет власти воспитывать детей.

– Это – главная трудность моего положения, – сказал судья Ван. – В эпоху Мао не было настоящей судебной системы. Когда возникла Прибрежная Республика, пришлось восстанавливать единственную модель, известную в Срединном государстве, сиречь конфуцианскую. Однако такое правосудие невозможно в обществе, не разделяющем конфуцианских принципов. 'От Сына Неба до простолюдинов все должны почитать воспитание личности корнем всего прочего'. Как мне воспитать личность, за которую я поневоле оказался в ответе?

Чан ждал этого вопроса и с готовностью ответил:

– 'Великое учение' говорит, что расширение познаний – корень всех добродетелей.

– Я не могу послать мальчика в школу.

– Думайте о девочке, – сказал Чан. – О девочке и ее книге.

Судья Ван некоторое время размышлял, хотя и видел, что мисс Бао нетерпится вставить слово.

– Благородный муж по справедливости строг, но и не только, – сказал судья Ван. – Раз пострадавший не обратился с просьбой вернуть похищенное, я оставлю девочке книгу. Как сказал Учитель, 'в деле воспитания нельзя делать различия между людьми'. Мальчика приговорю к шести ударам, однако пять из них отсрочу, потому что в его отношении к сестре видны начатки братской заботы. Это строгость по справедливости.

– Я закончила феноменоскопическое изучение книги, – сказала мисс Бао. – Это не обычная бумага.

– Я уже понял, что это какого-то рода рактивная игра.

– Она гораздо сложнее, чем определяется этим словом. Я бы предположила, что в ней – пиратская ИС, – сказала мисс Бао.

– Вы предполагаете, что в ней хранится краденая технология?

– Пострадавший работает в отделе Индпошива Машин-Фаз Систем Лимитед. Он – артифекс.

– Занятно, – сказал судья Ван.

– Стоит провести дальнейшее расследование?

Судья Ван задумчиво вытер рот чистой салфеткой.

– Стоит, – сказал он.

– Вас устраивает переплет и все остальное? – спросил Хакворт.

– Вполне, – отвечал Финкель-Макгроу. – Встреть я ее в лавке букиниста, под слоем пыли, не обратил бы внимания.

– Потому что, если не нравится, можно собрать снова, – сказал Хакворт.

Он шел сюда в тайной надежде, что лорд Финкель-Макгроу найдет какие-то огрехи, и тогда можно будет сделать новую копию для Фионы. Однако лорд-привилегированный акционер был сегодня против обыкновения добр.

Он продолжал шелестеть пустыми страницами, ожидая, что же произойдет.

– Вряд ли букварь покажет вам свои возможности, – сказал Хакворт. – Он не включится, пока не установлена связь.

– Связь?

– Как мы договаривались, букварь видит и слышит все происходящее поблизости, – объяснил Хакворт. – Сейчас он ищет маленькую особу женского пола. Как только девочка возьмет его и раскроет, ее лицо и голос запечатлеются в памяти книги.

– Да, установится связь. Понятно.

– С этого времени книга будет видеть людей и события в их отношении к девочке, используя ее как исходное для построения психологической карты. Поддержание этой карты – главная функция букваря. Всякий раз, как девочка возьмет книгу, та будет проецировать свою базу данных на специфическую карту ребенка.

– То есть фольклорную базу.

Хакворт замялся.

– Извините, сэр, не совсем так. Фольклор состоит из ряда универсальных понятий, отображенных на местную культуру. Например, у многих народов есть фигура Ловкача, следовательно Ловкач – универсальное понятие, но выступает в разных обличиях. У индейцев юго-западной Америки это Койот, на тихоокеанском побережье – Ворон. Европейцы звали его лисом Рейнаром, афро-американцы – братцем Кроликом. В литературе двадцатого века он появляется сперва как Кролик Баггз, потом как Хакер.

Финкель-Макгроу хохотнул.

– В моем детстве это слово имело двойное значение – компьютерный взломщик, но и очень искусный кодировщик.

– Постнеолитическим культурам свойственна подобная двойственность, – сказал Хакворт. – Технология приобретает все большее значение, и Ловкач становится богом ремесел – если желаете, технологии –