– Мы знаем, сэр. – Келли нервно сглотнул. – Среди персонала много об этом говорят.

Фрейзер тем временем осматривал останки стола, ковыряя в золе покорёженной латунной вешалкой из платяного шкафа.

– Свечное сало, – пробормотал он.

– Слава Богу, что имущество жильцов застраховано, – вздохнул Келли. – Я не могу сказать точно, доктор Мэллори, распространяется ли наш полис на подобную ситуацию, однако искренне надеюсь, что мы сможем возместить вам ущерб! Прошу принять мои глубочайшие извинения!

– Удар, конечно же, болезненный. – Мэллори оглядывал царящий кругом разгром. – Но не столь болезненный, как они надеялись! Самые важные бумаги я храню в сейфе Дворца. И конечно же, я никогда не оставляю здесь деньги. – Он помедлил. – Надеюсь, уж с сейфом-то всё в порядке, мистер Келли?

– Да, сэр, – откликнулся Келли. – Точнее говоря… Позвольте, сэр, я проверю его. – Он поспешно удалился.

– Ваш старый знакомый по дерби, – сказал Фрейзер. – Он побоялся следить за вами сегодня, но, как только мы ушли, пробрался сюда, взломал дверь и зажёг свечи среди наваленных бумаг. К тому времени, когда подняли тревогу, он был уже далеко.

– Хорошо же он знает мой распорядок дня, – кисло усмехнулся Мэллори. – Он много чего обо мне знает. Индекс мой добыл. Думает взять меня голыми руками.

– Фигурально говоря, сэр. – Фрейзер отбросил латунную вешалку. – Герострат-самоучка, вот он кто. Опытный поджигатель использовал бы жидкий парафин, который уничтожает и самого себя, и всё, с чем соприкоснётся.

– Значит, я не смогу сегодня пойти к агностикам, Фрейзер. Мне нечего надеть!

– Я вижу, что вы принимаете удары судьбы очень мужественно – как то и подобает учёному и джентльмену, доктор Мэллори.

– Спасибо, – поклонился Мэллори. Повисло молчание. – Фрейзер, мне нужно выпить. Фрейзер медленно кивнул.

– Бога ради, Фрейзер, давайте пойдём куда-нибудь, где можно будет надраться по-настоящему, как последние мерзавцы, как рвань подзаборная, в заведение, где нет никаких этих хрусталей, позолоты и лепных потолков. Плюнем на этот распрекрасный Дворец и пойдёмте в какой-нибудь трактир, где не побрезгуют человеком, у которого не осталось ничего, кроме последнего сюртука на плечах!

Мэллори поковырял ногой в останках платяного шкафа.

– Я знаю, что вам нужно, сэр, – согласно откликнулся Фрейзер. – Весёлое заведение, где можно выпустить пар – где есть выпивка, танцы и общительные дамы.

Мэллори обнаружил почерневшие латунные пуговицы своего вайомингского плаща и окончательно возненавидел негодяя, который устроил пожар.

– Вы ведь не станете водить меня на помочах? Я знаю, Олифант приказал вам нянчиться со мной. Не нужно, Фрейзер. У меня боевое настроение.

– Я понимаю вас, сэр. День выдался очень плохой. Но ничего, вы ещё не видели Креморнские сады.

– Больше всего я хочу увидеть этого мерзавца в прицеле крупнокалиберной винтовки!

– Я прекрасно понимаю ваши чувства, сэр.

Мэллори открыл серебряный портсигар – хоть что-то из покупок да осталось, – раскурил свою последнюю сигару и после нескольких глубоких затяжек с наслаждением ощутил умиротворяющее действие табака.

– Ладно, – сказал он, – на худой конец сойдут и эти ваши Креморнские сады.

Следуя за Фрейзером по Кромвель-лейн мимо огромной груды светлого кирпича – Центра лёгочных заболеваний, – Мэллори невольно представил себе, какой кошмар творится там сегодня.

Истерзанный этим медицинским кошмаром, он был буквально вынужден завернуть в первый же попавшийся по дороге паб и выпить пять рюмок виски, на удивление приличного. Уютно расположившиеся в пабе туземцы вели себя вполне весело и дружелюбно; к сожалению, они то и дело скармливали свои трудовые двухпенсовики пианоле, лихо отзвякивавшей «Приди ко мне» – мотивчик, вызывавший у Мэллори почти физиологическую тошноту. Ну и ладно, это же ещё не Креморнские сады.

На первые признаки серьёзных беспорядков они наткнулись несколькими кварталами дальше по Нью-Бромптон-роуд, возле мануфактуры «Беннет и Харпер. Ковровые покрытия». Толпа людей в униформе осадила заводские ворота. Какой-то трудовой конфликт.

Минуту спустя Мэллори и Фрейзер разобрались, что толпа почти полностью состоит из полицейских. «Беннет и Харпер» производили – из холста, пробковой крошки и какой-то угольной химии – симпатичный, с весёленьким рисунком, водонепроницаемый материал, очень подходивший для оклейки полов в кухнях, ванных и туалетах. Кроме этого материала, пользовавшегося большой любовью среднего класса, завод производил огромное количество удушливых газообразных отходов, без которых и средний класс и остальное население города вполне могли бы обойтись, а сейчас и тем более. Первыми официальными лицами на месте событий – во всяком случае, они приписывали себе такую честь – были инспекторы Королевской патентной службы, мобилизованные в соответствии с чрезвычайным планом правительства. Господа Беннет и Харпер, совсем не желавшие потерять дневную продукцию, оспорили полномочия патентной службы останавливать работы. Два инспектора из Промышленного комитета Королевского общества, подъехавшие чуть позже, сослались на прецеденты. Беспорядки привлекли местного констебля, следом за ним примчался на паробусе летучий отряд городской полиции с Боу-стрит. Большинство паробусов было реквизировано правительством, равно как и весь парк наёмных экипажей города, – в соответствии с чрезвычайным планом, предназначенным для борьбы с забастовками на железных дорогах.

Дымовые трубы уже не дымили – честь и хвала расторопной полиции и заботливому правительству, – но работники мануфактуры всё ещё оставались на её территории, праздные и очень возбуждённые, поскольку никто ничего не сказал им об оплаченном выходном, вполне ими заслуженном – так, во всяком случае, полагали они сами. Предстояло также выяснить, кто будет нести ответственность за охрану собственности господ Беннета и Харпера и кто может дать официальное разрешение снова запустить котлы.

Что ещё хуже, возникли серьёзные неполадки в полицейской телеграфной службе, завязанной, по всей вероятности, на вестминстерскую пирамиду Центрального статистического бюро. Смрад там что-нибудь разъел, предположил Мэллори.

– Вы же из Особого отдела, мистер Фрейзер, – невинно заметил он. – Почему бы вам не вправить мозги этим олухам?

– Очень смешно, – огрызнулся Фрейзер.

– А я-то всё удивляюсь, почему это на улицах нет полицейских. Они же, наверное, вот так копаются на мануфактурах по всему Лондону!

– А вас это приводит в дикий восторг, – буркнул полицейский.

– Бюрократы! – торжествующе провозгласил Мэллори. – А ведь такое развитие событий было легко предсказуемо, изучи они повнимательнее теорию катастрофистов. Мы имеем дело с клубком синергических взаимодействий – система сваливается в хаос через каскад удвоения периода[104]!

– Господи, а это ещё что такое?

– Говоря попросту, – улыбнулся Мэллори, – это значит, что всё становится вдвое хуже и несётся вдвое быстрее, пока вконец не развалится.

– Заумная белиберда. Неужто вы скажете, что это имеет какое-то отношение к положению дел в Лондоне?

– Очень интересный вопрос! – кивнул Мэллори. – Вы затронули глубочайшие метафизические корни проблемы. Если я строю работоспособную модель явления, значит ли это, что я его понимаю? А может быть, всё дело в тривиальнейшем совпадении или в артефакте метода? Лично я убеждённый аналогист и отношусь к машинному моделированию с величайшим доверием, однако это ещё не значит, что его исходные предпосылки – истина в последней инстанции. Тёмное дело, Фрейзер, очень тёмное. Старик Юм[105] да епископ Беркли[106] – вот кто