говорил, что не отступит.
Связисты немедленно уходят на линию. Потом в горящее Соколове направляют одного за другим связных, однако обратно никто из них не возвращается.
Приказа об отступлении надпоручик Ярош не успел получить. Он погиб, но до конца остался верен своему воинскому долгу. Уже после его гибели, глубокой ночью, остатки роты переправились на левый берег реки Мжа.
Славному сыну чехословацкого народа надпоручику Отакару Ярошу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Он стал первым иностранцем, удостоенным этой высокой чести.
В том же бою погиб и адъютант Яроша — свободнпк Гуго Редиш. Коммунист, человек высокого интеллекта, он был хорошим советчиком для своего командира. Даже будучи раненным, он не покинул Яроша, оставался рядом с ним до последнего дыхания…
Вечереет. Раненые, прихрамывая, отправляются на перевязочный пункт. Среди них Мирен Махач, Тонда Сохор, Эрик Фрешл и ребята из третьей роты, пришедшие на помощь.
— А где Ворач?
— Убит наповал. Нет его больше…
Несут Василия из взвода Ворача, который помогал Ярде Досталу рыть окоп. Он тяжело дышит — ему прострелили легкое.
На льду распластался советский солдат. Он ранен в голову. Две чехословацкие санитарки покидают укрытие и, несмотря на непрекращающийся минометный огонь, устремляются к нему. Двадцать лет спустя Михаил Ильченко станет председателем Соколовского Совета народных депутатов и будет вспоминать, как его, восемнадцатилетнего советского солдата, рядового 1180-го полка 350-й стрелковой дивизии, спасли, рискуя собственной жизнью, чехословацкие девушки.
На перевязочном пункте чехословацкому врачу и медсестрам помогает фельдшерица Анастасия Тихоновна Карелова. Эта молодая женщина пыталась вместе с маленьким сынишкой переправиться в Артюховку. Но начался бой, и им пришлось спрятаться в укрытии. Оттуда Анастасия увидела, как у противотанковой пушки ранило двух чехословацких воинов, и, оставив малыша на попечение соседке, бросилась им на помощь…
Одиннадцатилетний Ваня Обозный подбирает раненного в ногу чехословацкого бойца и отводит его в чудом уцелевшую хату Ульяны Кривко. Там солдата перевязывают и укладывают на печь, закрыв занавеской. Раненый моментально засыпает.
Вечером приходят немцы. Они раздеваются и принимаются умываться. В это время на печи кто-то начинает шуршать. Немцы настораживаются.
— Тесто, это тесто. Хлеб, понимаете? — пытается рассеять их подозрения Ульяна.
— Если есть тесто, значит, должны быть и лепешки, — рассудительно замечает дед Кривко. — Иди-ка за водой, а я пока принесу дров.
Но едва они выходят за порог, как хату один за другим сотрясают два взрыва — это раненый чех бросает с печи гранату. В выбитом окне появляется его окровавленное лицо. Соседи цепенеют от страха. Из дома слышатся крики и стоны. К хате сбегаются немцы. Они истошно вопят: «Партизаны!» — и стреляют, как сумасшедшие. Чех бросает в них еще одну гранату, потом еще… И падает, сраженный фашистской пулей. Хату фашисты поджигают, но семье Кривко в суматохе удается скрыться.
Только на третий день сельчане хоронят чехословацкого воина под вишней у дороги, а в августе, когда село освобождает Советская Армия, его прах переносят в братскую могилу.
Во время контратаки второй роты был ранен Бедржих Скала. Его отвозят на перевязочный пункт.
Владя отправляется навестить приятеля. Перевязочный пункт переполнен. Раненые сидят и лежат прямо на полу. Бедржиха Владя находит в дальнем углу.
— Здравствуй. Что, плохо тебе? — участливо спрашивает он.
— Лучше не спрашивай. Вот рука…
— Так это обойдется… — пытается утешить приятеля Владя.
— Ну что ты говоришь! — возражает Бедя. — Рука раздроблена. Наверняка придется ампутировать. Главное теперь — не упустить время…
Где-то рядом бредит в горячке Василий — тот, что помогал Ярде Досталу рыть окоп. При каждом вздохе в груди у него что-то сухо потрескивает.
А Курт Вольф погиб ночью на глазах у Бедржиха.
До передовой доходят слухи, что началась эвакуация Харькова. Солдаты волнуются: что будет с их товарищами, находящимися там в госпитале, — с Эриком Фрешлом, Франтой Кралом, Пепой Ржепиком, Тондой Сохором и другими?
Плохо с питанием, зато с боеприпасами все в порядке. Так что на фашистов, окопавшихся в Соколове, снаряды и мины сыплются градом. Фашисты снова и снова пытаются форсировать реку и обрушивают на оборонительные позиции чехословацкого батальона между Миргородом и Артюховкой лавину снарядов. Среди чехословацких воинов растет число убитых и раненых. Пополнения уже ждать неоткуда. С левого фланга обороны поступает донесение: Билютин с остатками своего полка оставил Тарановку.
Разведчики и наблюдатели на НП и в окопах переднего края бдительно следят за противником днем и ночью. Сидя в окопе, Владя в бинокль осматривает пространство вокруг Соколовской церкви, где заметно скопление пехоты и техники противника. Радистам удается перехватить приказ немецкого командования о времени и месте сосредоточения. Сообщение чрезвычайно важное, но его приходится несколько раз перепроверять…
Поредевшие ряды обороняющихся отражают очередные атаки противника — фашисты по-прежнему пытаются форсировать реку и прорваться на север. Призыв интербригадовцев «Но пасаран!» теперь понятен всем.
«Ни пуха ни пера!» — кричит Владе с опушки леса Отакар Рытирж, покидая передовую после проверки позиций.
Шквал снарядов и мин обрушивается на обороняющихся — вновь начинается атака. Тесаржик из Артюховки докладывает, что принял командование второй ротой вместо погибшего Кудлича.
— Риша, для меня что-нибудь есть?
— В общем-то, нет. Мы только что залатали дыру. Получилось неплохо. А вам тоже досталось?
— Все еще обстреливают. Потери у вас есть?
— Да, трое. Как раз сейчас хороним. Ну, пока!
Владя вдруг замечает, что уже ночь. Фашисты не прошли. «И пока мы здесь, они не пройдут! — мысленно восклицает он. — Сейчас нужно зайти к связистам, потом разбудить Вашека — он должен сменить Польду на наблюдательном пункте, а затем связаться с начальником штаба и выяснить, правда ли, что батальон будет вскоре отозван. В общем, мы не подвели. Жаль только товарищей, павших в бою… А сколько еще погибнет, пока мы вернемся на родину…»
Поднявшийся где-то в верхушках сосен ветер прерывает его грустные раздумья.
На Хопре
Боевое крещение под Соколовом чехословацкие воины выдержали с честью, покрыв себя неувядаемой славой. Слова «чехословацкий отдельный батальон», «полковник Свобода» стали символами героизма. Неизмеримо вырос авторитет командира батальона. Воины батальона — и те, кто выстояли, и те, кто пали в боях, внесли огромный вклад в возрождение чехословацких вооруженных сил, которым суждено было вернуться на освобожденную родину.
После сражения у Соколова на повестку дня встал вопрос о формировании на основе 1-го чехословацкого отдельного батальона чехословацкой отдельной бригады. Лондонское правительство всячески противилось этому, стремясь любыми способами не допустить создания народной армии. Оно, например, настаивало на формировании бригады в глубоком тылу, то есть требовало, чтобы чехословацкие