не слишком чистым. Ему в Германии кислород перекроют, если светиться начнет, он готов много денег вложить.

– Почему в машины? Есть и другой бизнес.

– Понимаешь, – Акулов наморщил лоб, уперся указательным пальцем в щеку, а затем языком разровнял ее изнутри, – он на тачках завернут. И дед его еще до войны и в войну тачками торговал, и отец. Но в Германии это дело сейчас больших денег не дает. Европа – она и есть Европа, там конкуренция страшная. А у нас дураков еще немерено, и деньги сейчас у людей появились. И дорогие тачки берут, а средние с руками отрывать станут.

– И сколько? – спросил Артист.

– Что сколько?

– Сколько бабок этот немец сюда вкачать может?

– Сначала нам с тобой надо принципиально договориться. А потом немца в оборот возьмем. Сколько скажем, столько и вкачает. Надоело Карлу за «крышу» платить, пошатнулся он, – сказал Акулов.

– Это точно, – подтвердил Артист.

– Не забывай, ты в доле.

– Тачки только чистые продавать планируешь или можно и левые пустить, краденые?

Акулов замялся, а затем, глядя в глаза Артисту, произнес:

– Всякие. Ты подумай над моим предложением.

Акулов посмотрел на часы, Артист взглянул на свои. Со стороны могло показаться, что они либо сверяют часы, либо выясняют, у кого круче. Ясное дело, у Артиста «котлы» были дороже, на массивном золотом браслете.

– Думай, я от тебя еще «да» не услышал.

– Акулов, а все-таки почему ты ко мне пришел? Что, за Кольцевой свободной земли мало?

Бизнесмен резко повеселел:

– Понравился ты мне, когда тачку покупал. Не торговался ни минуты, сколько я зарядил, столько и отвалил.

– И сильно на мне поднялся? – ухмыльнулся Артист.

– Не больше, чем на других. Но и себе в убыток не сработал.

– На себе не экономлю. Торговаться – то же самое, что и просить. А я или силой беру, или покупаю не торгуясь.

– Если бы ты спорить стал, наезжать попытался, я бы к тебе не пришел. Но больно уж дело интересное, сплю и вижу, как здесь стеклянный автосалон вырастет, – Акулов приложил ладонь к глазам, склонил набок голову. Выражение глаз было таким, словно в них уже отражается сверкающее здание с яркой рекламой. – Да и с Кольцевой вид хороший откроется.

– Сколько у меня есть времени?

– Скажи «да», вот и все. Быстрее начнем строить, быстрее закончим. С оформлением геморрой начнется, но я это на себя беру. Думаю, что и ты в стороне не останешься.

Они шли, улыбаясь, причем каждый улыбался своим мыслям. Артист довел бизнесмена до машины, пожал на прощание руку, а затем, дождавшись, когда серебристый джип уедет, быстро взбежал на крыльцо.

Предложение, сделанное бизнесменом, было неожиданным и привлекательным.

«Стоянка, рынок – пройденный этап, это раньше я клевал крошки. Автосалон – серьезный бизнес. Если Пашка-Крематорий слово сдержит, то… Можно будет забыть про бакалею и пьяных рубщиков мяса».

Артист накинул куртку и двинулся в сторону мини-рынка. За ним, как пришитые, как тени, следовали два «братка». Спрашивать у босса, куда он направляется, было не принято. Захочет, сам скажет.

«Вот и повалила удача, – ухмыляясь, рассуждал Артем Кузнецов. – Интересно, сколько же „бабла“ на автосалоне можно будет поднять? Если краденые тачки продавать… Надо все еще раз хорошенько обмозговать. Кому война, кому проблемы. Мне в руки бабки плывут, и отказываться от них грех. Вот и человек из-под Карла уходит, значит, все правильно Пашка рассчитал. Хорошо, что я за джип не торговался, вон оно как повернулось. А ведь мог и наехать на Акулова по полной программе и джип за полцены взять. Ну, допустим, десятку бы сэкономил, но зато он ко мне не пришел бы, это уже сто пудов. Пролетели бы бабки мимо меня, как фанера», – Артиста распирало от самодовольства.

Как всегда перед закрытием рынка, Артист обходил его. Он не заглядывал под прилавки, в кладовки, он скользил взглядом по лицам торговцев, по их рукам. И от его взгляда торговцам становилось не по себе, им казалось, что Артист видит их насквозь. И они не улыбались, а опускали головы. Артист любил, когда ему поклоняются. И неважно, что поклонение держалось на страхе, главное, что оно было.

Артист прижал трубку к уху и отошел на несколько шагов от своих людей, даже отвернулся, словно он сам по себе, а они сами по себе.

– Ну, чего, Вадик?

– Квазимодо приехал, – коротко сообщил водитель.

Артист подумал.

– Возьми Спортсмена, Квазимодо и приходите к контейнерам. Да не спеши, я еще на рынке, похожу, посмотрю. Через полчаса буду.

Квазимодо – это было погоняло. А получил ее «браток» за улыбку, которая, как приклеенная, постоянно была на его лице. Даже когда он спал, то все равно улыбался. Правильнее было бы назвать его Гуинпленом, но для «братков», которые что-то слышали, что-то когда-то читали, и Гуинплен, и Квазимодо были одним и тем же лицом, одним и тем же человеком.

Квазимодо сидел перед телевизором в комнатке охраны, уткнувшись подбородком в напарафиненные кулаки. Смотреть на его небритую улыбающуюся рожу и не улыбаться самому было почти невозможно.

Вадик обошел здание, поднялся на крыльцо. Квазимодо оторвал голову от кулаков, посмотрел на водилу.

– Тут это… – сказал Квазимодо, – Артист наезжал за бычок под крыльцом, мне сказали, так ты, Вадик, того, поосторожнее.

Вадик по сравнению с другими бойцами находился в привилегированном положении, ближе других был к боссу, проводил с ним больше времени и был посвящен во многие дела.

– Ты что тут зыришь так внимательно?

– Смотрю, въехать хочу, что к чему. А Серый где?

– Отлить пошел.

Вадик дождался Серого.

– Пошли, – сказал он, – и ты, Квазимодо, и ты, Серый, нас Артист зовет.

Еще два бойца даже головой не повернули в сторону своих приятелей, покидающих офис. Вадик шел впереди, Квазимодо с Серым в шаге за ним.

– Всю ночь не спал, ужастики снились, – говорил Квазимодо. – Представляешь, Вадик, будто пришел я на офис, а тут все поломано, как будто кони пробежали. Паркет взорван, столы перевернуты, а те, которые не перевернуты, на них линолеум лежит. И линолеум в крови. И никаких перегородок нет, все большая комната, все стены сломаны. Я прихожу и думаю, что тут такое делается? И спросить не у кого, никого кругом. Представляешь?

– И что ты? – спросил Серый, ковыряясь спичкой в зубах.

– Да ничего. Походил, походил. Розетки все вывернуты, на проводах болтаются, бумаги какие-то валяются, выключатели вывернуты. И только джип Артиста посреди всего этого развала блестит, как памятник. Во, представляешь, Вадик?

– Страшного чего, я так и не понял?

– Страшного вот чего: в джипе пусто, никого в салоне. И вдруг он как заревет, как загудит и на меня едет.

– А ты? – спросил Серый, толкнув Квазимодо в плечо.

– Я что… Ноги задеревенели, хочу побежать, а не могу. Хочу крикнуть, а язык не шевелится.

– Кончилось чем?

– Наехал на меня джип, Вадик, и размазал меня по полу, кишки изо рта полезли.

– Вмазал ты, что ли?