– Что здесь странного, – ответил тот спокойным и задумчивым голосом, снова откинув голову на спинку кресла, – это же совсем разные ощущения. И в том и в другом сексе есть свои прелести. Чем больше разных партнеров, тем больше разных ощущений... Поиск новых ощущений – вот то, что стимулирует меня в жизни, что по-настоящему возбуждает.

В голосе Виталика неожиданно послышались искренние нотки. В его взгляде, устремленном в потолок, отразилась глубокая задумчивость.

– И еще, конечно, деньги, – язвительно заметил Куксиков. – Презренный металл тебя возбуждает, пожалуй, сильнее всего.

Виталик стрельнул своими прозрачными глазками в сторону актера.

– Я не очень понимаю, о чем ты говоришь? – пробурчал он.

– Он не понимает, – возмущенно всплеснул руками Куксиков. – Он, видите ли, не понимает. Вы только посмотрите на него! Как только речь заходит о деньгах, он сразу перестает что-либо понимать!

Возмущение Куксикова нарастало. Он крупными шагами прошел по комнате, остановившись у старого письменного стола, стоящего у окна.

Рывком открыв ящик стола, он развернулся к Гаджинюку и продекларировал:

– Здесь лежал медальон. Серебряный, на цепочке, в пакете из-под молока. Сейчас его тут нету.

– Что ты говоришь? Неужели он пропал? – удивленно проговорил Виталик.

Где-то на дне его прозрачных глазок зародилось подобие сочувствия.

– Да, он пропал! И ты, мерзавец, знаешь об этом лучше, чем кто-либо, – с пафосом заявил Куксиков.

– Да-а-а, – равнодушным голосом протянул Виталик. – Что ты хочешь этим сказать?

– То, что ты его украл, – решительно произнес Куксиков.

– Почему ты так думаешь? – так же спокойно переспросил Гаджинюк. – Здесь у тебя много всякого народа отирается, у тебя не квартира, а проходной двор. Почему ты подозреваешь именно меня?

Губы Куксикова снова скривились в усмешке:

– Ты, видимо, меня совсем за идиота держишь? – надменно произнес он.

Гаджинюк ничего не ответил, лишь неопределенно повел бровью.

– А я давно заметил, что все кражи происходят, когда ты здесь присутствуешь. Кроме того, все знают твою слабость ко всяким дорогостоящим безделушкам. Только за этот год у меня пропали золотые запонки, заколка для галстука, педикюрный набор и еще много разных ценных вещей.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – хладнокровно заметил Виталик. – И заколка для галстука, и запонки были отнюдь не золотые.

– Неважно, – срывающимся голосом ответил Куксиков. – Они были мне дороги как память. Мне их дарили известные люди, почитатели моего таланта. А этот кулон мне был особенно дорог. Мне его подарила мама в день моего совершеннолетия. Этот кулон привез еще мой прадед из Германии, откуда пошел наш род.

– С ума сойти, – усмехнулся Виталик, – никогда бы не подумал, что Куксиков – это чисто немецкая фамилия.

– Куксиковым звали моего папу, а фамилия моей мамы – Шварцман, – с гордостью заявил Дмитрий.

– Еще чище, – продолжал улыбаться Виталик.

– Прекрати издеваться надо мной, мерзавец! – гневно вскричал Куксиков. – Мало того, что ты меня обворовываешь, ты еще и издеваешься... Ты не человек, а букет, собранный из мерзких пороков и страстей!

Истерика Куксикова продолжала нарастать. Он побледнел, глаза его метали молнии и были полны праведным негодованием.

Флегматично наблюдавший за всем этим Виталик неожиданно вскочил с кресла и, стремительно подбежав к Куксикову, ухватился своими цепкими ручками за талию негодующего артиста.

– Главная моя страсть – это ты, Димочка!

Ошеломленный таким неожиданным поворотом событий, Куксиков смотрел на Гаджинюка широко раскрытыми глазами, в которых ярость быстро сменилась растерянностью.

По мере того как движения руки Гаджинюка становились все настойчивее и ритмичнее, большие карие глаза Куксикова все больше и больше затягивались поволокой сладострастия. Он побледнел, дыхание стало тяжелым и частым.

– Мерзавец, – еле слышно прошептал Куксиков, закрывая глаза и уперевшись руками в стол, стоящий сзади него. – Как тебе не стыдно... Это фамильный кулон... Из Германии...

Последние слова Куксикова были едва слышны – настолько ему захорошело от интимных ласк Гаджинюка.

– Но вот он и восстал, – с улыбкой произнес Гаджинюк, глядя на результаты своих трудов. – Наше стенобитное орудие снова готово к тому, чтобы взломать ворота моей маленькой крепости... Это одно из самых ярких, ни с чем не сравнимых ощущений в моей коллекции, которое можешь доставить мне только ты, мой сладенький персик.

Далее события развивались так же бурно и стремительно. Уже через несколько секунд оба партнера, совершенно голые, заняли исходные позиции, чаще всего культивируемые этой парой, и уверенно начали восхождение по крутому, извилистому серпантину, ведущему к вершине оргазма.

Однако этот путь был прерван почти в самом начале новым неожиданным поворотом событий – за спинами Куксикова и Гаджинюка раздалось негромкое покашливание.

В центре комнаты стоял, засунув руки в карманы брюк, Костя Титов. Сзади него прислонился к дверному косяку Юрий Пастухов.

Несколько секунд в комнате царила гробовая тишина, которую прервал Костя Титов:

– Тьфу ты, блядь! – Титов с презрением сплюнул на пол.

– Здрасьте, девочки! – в свою очередь поздоровался с хозяевами Пастухов, на лице которого играла язвительная усмешка.

Куксиков с Гаджинюком переглянулись, после чего Дмитрий разрядил свою нереализованную сексуальную энергию в яростном вопле.

– Да как вы посмели, мерзавцы!

При этих словах здоровенный член Куксикова дернулся, словно удилище при поклевке.

– Вот черт, – произнес Титов, – никогда не думал, что это настолько мерзкое зрелище.

– Да брось ты, – ответил ему Пастухов, подойдя поближе, – по-моему, даже очень прикольное зрелище. Кто из них Куксиков?

– Вон тот, у которого член подлиннее, – кивнул на Дмитрия Титов.

– Послушайте, кто вы такие и что вам угодно?! – высокомерным голосом задал вопрос Куксиков. – И как вы, собственно, сюда проникли?

– Иметь такую дверь, как у вас, все равно, что жить на улице, – ответил ему Титов и добавил: – У нас к вам есть разговор.

– Я не собираюсь с вами ни о чем разговаривать. Убирайтесь отсюда вон, иначе вы пожалеете, что появились на этот свет! – категоричным тоном заявил Куксиков.

– Что вы говорите, – с деланым испугом произнес Пастухов. – Может быть, этот амбал нас отсюда вышвырнет, – Пастухов кивнул на Виталика.

– Я знаком с влиятельными людьми этого города, – произнес Куксиков. – Спонсором моего театра является господин Потапов! Вам знакома эта фамилия?

– Очень даже знакома, – ответил Титов. – Поскольку на него мы и работаем.

Куксиков, опешив, смотрел то на Титова, то на Пастухова, не понимая, зачем Потапову понадобилось присылать к нему этих двух громил, столь бесцеремонно вторгнувшихся в его квартиру.

– Собственно, о нем мы и хотели с вами поговорить, – продолжил Титов. – Господин Потапов имеет к вам серьезные претензии, поэтому мы здесь и находимся.

Возникшую в разговоре паузу нарушил шустренький Виталик. Подхватив с пола свою одежду, он с доброжелательной улыбкой на лице приветливо кивнул сначала гостям, потом Куксикову и бодренько произнес:

– Ну, вы поговорите здесь, ребята, а я, пожалуй, пойду. Неприлично это – влезать в чужие дела.