спутника! Гидрографическое судно слишком заметно, неминуемо привлечет к себе внимание, и противник сделает соответствующие выводы! Они должны были находиться далеко в стороне от Земли Принца Карла и появиться там лишь в самый последний момент. И что же мы видим? Павлов уходит в подводный поиск, и с тех пор... ни слуху ни духу! Я уверен, что он отыскал спутник, но почему он не передал точные координаты ни мне, ни на «Арктур»? Что он сделал потом, когда уже хорошо знал, где лежит спутник?

Васильев задумался. Его профессиональная подозрительность бывалого разведчика играла очень на руку подполковнику Тинякову.

– Вы хотите сказать, – медленно начал он, – что если координаты от него не узнали мы, то их мог узнать... кто-то другой?

– Американцы, кто же еще? – горько усмехнулся подполковник. – Иначе как они могли так быстро обнаружить место падения, что уже сейчас ведут работы по подъему? Да, как же я ошибся в этом человеке! Нет мне прощения, просто волосы готов на себе рвать! Павлов перешел к ним, уведя с собой сверхсекретную мини-подлодку. Одно это сулило ему громадный куш! А если он еще слил американцам информацию о точных координатах... Да они его на руках носить будут!

– Постойте, Алексей Васильевич! – Резидент явно разволновался. – Пока это все же только домыслы! Хоть, должен признать, такая версия многое объясняет... Но почему вы придаете такое значение тому, что отдали свой секретный приказ до нападения на катер? При чем тут катер, мы же с вами решили, что это американская провокация!

– Увы! Теперь я так не думаю. – Тиняков поник головой, весь его вид выражал неизбывную скорбь и раскаяние. – Это как раз завершающий штрих! Если бы приказ мой был отдан после нападения, если бы Павлова видел хоть кто-то после этой трагедии, тогда я не заподозрил бы его. А сейчас, проанализировав факты, я уверен: это он потопил гринписовский катер с его экипажем!

– У вас концы с концами не сходятся, – нерешительно возразил Александр Александрович. – Они же передали, что их атаковали русские, а на «Нерпе» нет никакой российской символики! А главное: зачем ему это было нужно?

– Отвечу сначала на второй вопрос. Павлов грамотно просчитал, что после подобного мне волей- неволей придется отсылать «Арктур»! И, таким образом, хоть как-то помешать его новым хозяевам станет совершенно некому! Меня он списал со счетов: что я могу сделать в одиночку, сидя в Баренцбурге?! Он подстраховывался, расчищал поле деятельности для американцев. Что до российской символики... А к чему она? Это совсем просто, – подполковник даже головой покачал, как бы удивляясь недогадливости своего коллеги. – Павлов наверняка сначала подошел к катеру и о чем-то переговорил с экологами. Чуть ли не представился им! А уже затем... На «Нерпе» столько и такого понаворочено, что утопить их старую лохань никакого труда не составило! Но Павлов сделал это не сразу, а так, чтобы они успели выйти в эфир.

Теперь уже надолго замолчал Васильев. Версия подполковника Тинякова зияла логическими прорехами, но у нее было одно несомненное достоинство: она непротиворечиво объясняла все случившееся за последние полтора суток. А цену логическим прорехам в их работе Васильев знал хорошо. За время службы ему приходилось сталкиваться с куда более фантастическими сцеплениями событий, и когда выяснялись все обстоятельства, то прорехи штопались сами собой. Но до чего же гнусная получалась история! Ладно, этот самый Павлов, предатель он предатель и есть. А вот подполковника жаль. Если он не ошибается – а похоже, что не ошибается, – то за такой прокол он поплатится минимум звездочкой! Но где же его глаза были, когда он связался с Павловым?!

Подполковник словно бы подслушал мысли Васильева.

– Я понимаю, – сказал Тиняков, сокрушенно разводя руками, – то, что я сказал, может показаться невероятным. Слишком уж подло ведет себя старший лейтенант Павлов, да? Но только так и никак иначе можно объяснить сцепление двух фактов. Первое: Павлов с «Нерпой» не появился в Баренцбурге, единственном месте, где он должен был бы появиться, если он по-прежнему считает себя российским офицером. При этом он ни разу не выходил на связь! Хоть возможность такая у Павлова была и есть. И второе: американцы необыкновенно, я бы сказал неестественно быстро вышли на спутник. Кто же им в этом помог, если не Павлов?! Так что по всему получается, что Павлов – предатель. А я – непрофессиональный лопух, которому в разведке не место! Как я мог так ошибиться, не разглядеть его сущности... Заметьте: ответственности с себя я не снимаю. Давайте думать, как нам жить дальше. Вы можете что-то предложить?

– Зря вы так корите себя, Алексей Васильевич, – сочувственно сказал Васильев. – У каждого из нас бывали подобные... проколы. Человеческая натура – штука сложная, и разглядеть в ней червоточину удается не всегда и не сразу. Я склоняюсь к тому, что ваша версия в целом верна. Но если это так, то вы, надеюсь, понимаете, что мы не можем умолчать о ней. Мы обязаны доложить о ваших предположениях в штаб Северного флота. Одному из двоих людей: либо генералу Шаховскому, либо контр-адмиралу Сорокину. Пусть они решают, как быть дальше. Кто будет докладывать?

– Доложу я, – тяжело вздохнул подполковник Тиняков. – О таких новостях должен докладывать тот... Ну, словом, вы понимаете. Набирайте спецкод космической связи, Александр Александрович. Чего тут тянуть? И... спасибо вам за сочувствие!

Набирающий спецкод Васильев не мог видеть выражения лица Тинякова. А оно совершенно не соответствовало только что состоявшемуся разговору. Подполковник Тиняков хитро и довольно улыбался...

Генерал Шаховской не спал уже вторые сутки. Он дневал и ночевал в штабе Северного флота РФ, пытаясь разобраться в запутанной ситуации, которая сложилась на далеком Шпицбергене. Разобраться в ней отсюда, из Мурманска, было невероятно сложно. Слишком противоречивые данные приходили по разным каналам.

Вот и сейчас, выслушав по спецсвязи очередной доклад подполковника Тинякова, генерал пребывал в тяжелом раздумье. Старший лейтенант Павлов – предатель? Что ж, исключить такой возможности нельзя: бывали, увы, прецеденты. Американцы начали поднимать спутник? Да, но у Шаховского была независимая информация о том, что начать-то они начали, но вот затем у них что-то серьезнейшим образом застопорилось. Что-то помешало американцам довести дело до конца, сейчас работы приостановлены, а спутник как лежал на дне, так там и лежит. Так что им могло помешать? Или кто? Вопросы множились, и ответы на них нужно было искать на месте, на Шпицбергене. Сам он по ряду причин полететь на архипелаг не мог. Но, к счастью, вскоре туда должен был отправиться человек, которому генерал Шаховской всецело доверял и который делил с ним тяжкий груз ответственности за эту операцию: контр-адмирал Петр Николаевич Сорокин.

Дело в том, что трагический инцидент с гринписовским катером вызвал, как и предполагалось, нешуточный международный скандал. Однако норвежцы проявили определенную сдержанность и на крайние меры, вроде отзыва посла, не пошли. Они всего лишь потребовали создания авторитетной международной комиссии по расследованию инцидента. Комиссия должна была детально разобраться в том, что же на самом деле приключилось в Гренландском море, какова здесь вина русских и есть ли она вообще. Генерал Шаховской из достоверных источников знал, что американский Госдеп был очень недоволен столь мягкой реакцией Норвегии, но ничего поделать американцы не могли: трагедия случилась в норвежских территориальных водах, а катер шел под норвежским флагом. Американцам пришлось согласиться на создание международной комиссии. Про себя Шаховской думал, что это плод усилий какой-то светлой головы из российского МИДа.

А раз комиссия международная и главные подозреваемые – русские, то, естественно, было решено включить в комиссию представителя России. Кого? А это на усмотрение российской стороны. Тогда вмешалось российское Министерство обороны. Генералу Шаховскому и другим военным удалось настоять на том, что посылать на Шпицберген нужно не дипломата, а военного. Решающим аргументом стало то, что параллельно с инцидентом, ради которого создавалась комиссия, на ее заседаниях неминуемо всплывет история с затонувшим спутником! Разъяренные экологи подняли вокруг этого спутника настоящую истерию, Россию обвиняли чуть ли не в планомерном и злонамеренном отравлении акватории архипелага бог знает какой гадостью. И вообще в СМИ, а значит, и в массовом сознании два этих вопроса как-то неожиданно слились в один. После длительного согласования на самом высоком уровне было решено послать контр- адмирала Сорокина.