выйдешь, а вот на «элит» они точно не потянут...

– А с этого момента, если можно, поподробнее, – попросил Петр. – Что такое «десятиугольник», «премьера» и особенно «элит»?

– Почему – особенно? – удивился Бурнаш.

– Да так, к слову пришлось. А еще сердце подсказывает, что ты на меня определенные виды имеешь именно по поводу этого самого «элита».

– Догадлив, однако, – хмыкнул Павел Иванович. – В общем, десятиугольник – это ринг такой конфигурации, обнесенный сеткой. А «премьера» – это премьер-лига, то есть – высшая.

– И что из этого следует? – спросил Петр. – При чем здесь ринг и какая-то лига? Моя роль во всем этом какая?

– Ты что, Петруша, не врубился, что ли? – удивленно поднял брови Бурнаш, но тут же опустил их, врубившись сам, что его собеседник действительно ничего не ведает о предмете разговора. – Ну да, тебе же надо все по новой объяснять.

– Я и по-старому не особенно в курсе, – признался Петр. – Если я что-то знал в прошлой жизни, то достаточно малого напоминания, чтобы это знание пробудилось в моей памяти. А насчет твоих десятиугольников и премьеров, кроме фигуры из геометрии и кабинета министров, других ассоциаций в мозгах не возникает.

– То есть ты, Петруша, ничего не знаешь о боях без правил? – подозрительно спросил Бурнаш. – И это при твоей-то квалификации...

– На слуху вроде есть, а непосредственно... Нет, толком не припоминаю. А из этого следует, что не был, не участвовал и не привлекался, – отрицательно покачал головой Петр.

В его сознании на активатор «бои без правил» возникли не более чем смутные картинки бойцов в боксерских перчатках, молотящих друг друга руками и ногами. И точно, ринг был не обычный квадратный с четырьмя углами, а поокруглее, может, и десятиугольный. Ну, а раз Бурнаш заговорил о спорте и премьер- лиге, следовало, что по «боям без правил» идут соревнования. И догадаться о задумках авторитета по поводу его персоны трудности не составляло...

– И что дальше? – прикинулся непонятливым Петр.

– В общем, когда ты Коляна с Винтом сделал, а они бойцы не из последних, у меня первые задумки появились, чтобы тебя к этому делу приставить, – доверчиво сообщил Бурнаш. – А уж когда ты на равных с Леоном поработал, тут мысль даже не о «премьере» появилась, а об «элите». И Леон с этим согласен.

– А что это за зверь такой «элит»? – вопросительно глянул Петр.

– Ну, это тоже бои без правил, но... как бы тебе объяснить получше – более профессиональные и без огласки.

– Без правил, на выживание, а возможно – с оружием... – уточнил Петр.

Эту информацию мозг услужливо ему выдал. Причем не более чем на уровне стороннего наблюдателя за событиями на экране телевизора. А из этого следовало: за той чертой, где жило его прошлое, Петр имел понятие о таких боях, но сам в них не участвовал.

– Ну, видишь, начинаешь вспоминать, – обрадовался Бурнаш. – Но об элитных боях говорить пока рано, надо войти в «премьеру». А там, если у тебя дело пойдет, а оно должно пойти, будем ждать приглашения.

– Ты говоришь так, будто вопрос с моим участием в этих боях без правил уже решен, – удивился Петр.

– А как же иначе, Петруша? – изумился Павел Иванович. – За тебя же деньги заплачены...

– А я просил это делать? Мне, может, психдиспансер больше по душе, чем десятиугольник, который ты предлагаешь. Да и из пацанов я вроде бы вышел, чтобы по рингу скакать. И врач лечащий, Лидия Анфимовна, мне строго наказала, чтобы я голову берег от сотрясений.

– Слышь, Петруша, ты не по делу базаришь, – недоуменно повысил голос Бурнаш. – И голову точно не бережешь. Я бабки кидал направо и налево, тебя вытаскивал из психушки, а ты в несознанку идешь...

– А я еще раз повторяю, что об этом не просил, – пожал плечами Петр. – Отправляй обратно, мне и там неплохо было. А с деньгами – твои проблемы, нечего было их раздавать.

– Да за такую кучу «зеленых»... – бизнесмен Павел Иванович Бурлаков растопырил пальцы, показывая размер этой кучи, одновременно двигая их по направлению к шее оппонента, – да я...

– А вот этого делать не стоит, – сузив глаза, холодно произнес Петр.

Бурнаш на мгновение застыл, видимо, обдумывая ситуацию. При всей своей «авторитетности», соответствующем опыте и навыках беспредельных девяностых годов прошлого века Павел Иванович умел добиваться своего не только напором, но и рассудком. Он скоро прикинул расклад и понял, что силой или запугиванием Петра не взять. К тому же Бурнаш просчитал, что в его колоде есть один козырек – причем немаленький.

– Ты не сердись, Петруша, – голос Бурнаша прозвучал почти ласково. – Давай отложим непонятки на потом, а сейчас распишем все «за» и «против».

– Ты думаешь, в этом есть какой-то прок? – поднял на него спокойные глаза Петр.

– Есть, не сомневайся, – кивнул в ответ Павел Иванович. – Мы можем вернуть все назад. Ты отправишься в психушку, а я отобью деньги, что на тебя потратил. Может, не все, но отобью. И на этом мы забудем друг друга и даже на улице встретимся и не узнаем, кто такие. Но будет ли нам от этого в кайф? Давай рассудим, какие у нас интересы.

– И что ты предлагаешь, если без наезда? Чем я могу быть заинтересованным?

– А тем, Петруша, что я, может быть, твой единственный шанс пожить человеком, а не психом. Я наводил справки, так эта самая амнезия, которая твою башку заклинила, хворость практически неизлечимая. Нет для нее у лепил ни лекарств, ни методик возвращения памяти. На тысячу случаев максимум трое выздоравливают. И я сомневаюсь, что ты из их списка. И какая тогда рисуется картинка? Ты застреваешь в психушке на долгие годы, причем не в отдельной палате, а в общей. Если сейчас ты, в принципе, нормальный, то годика через два, если не повесишься от тоски или тебя какой-нибудь шиз не придушит, сам станешь реальным психом. И деваться тебе некуда – нет у тебя ни ксивы, ни крыши над головой. А я тебе даю и то, и другое, да еще и обеспечиваю достойную житуху.

– Если можно, поясни, Павел Иванович, поконкретнее насчет житухи, и что я должен понимать под тем, что она будет достойной, – более заинтересованно спросил Петр.

– Вот это другой базар, – изобразил улыбку Бурнаш. – А то сразу в отказ... В общем, Петруша, райские кущи и липовый мед цистернами я тебе не обещаю. Однако на первое время, пока мы будем пробиваться в премьер-лигу, будет тебе полный пансион по высшему разряду и лавэ на карманные расходы. Соответственно, делаем твои документы, так как без них ты выступать не сможешь.

– То есть работа за харчи... – уточнил Петр.

– Погоди и послушай, – перебил его Бурнаш. – Выходим в «премьеру», гасим твой долг наполовину...

– Я ни под какими долгами не подписывался, – отрицательно покачал головой Петр.

– Пусть так, – поморщился Павел Иванович. – Просто будем считать, что я покрываю свои затраты. – С этим согласен, – утвердил терминологию Петр. – Выступаем в премьер-лиге и попадаем в тройку призеров, я списываю весь... все свои затраты. Ну, а если не берем первых мест, но остаемся в лиге, садимся, перетираем с тобой за жизнь и, наверное, опять же выходим на ноль. А там и о дальнейшей жизни подумаем.

– Об участии в прибыли? – усмехнулся Петр.

– А че, нет? – согласился Бурнаш. – Об этом и побазарим. К тому времени, думаю, свои бабки отобью. Я же не живоглот какой, не Рокфеллер и не Пиночет.

Если Рокфеллера еще можно было как-то пристегнуть к их торгу, то насчет Пиночета Павел Иванович явно перегибал. Категории штатовского миллиардера и чилийского диктатора даже в замороженном мозге Петра никак не могли смешаться в единый образ «живоглота». Его сознание вытащило на свет общие и не слишком подробные сведения об этих личностях, и они как-то мало соединялись в столь яркий портрет. Однако у Бурнаша могли иметься свои суждения и своя точка зрения...

– Согласен, – неожиданно для себя выдал Петр. – По окончании сезона садимся и обсуждаем наше дальнейшее сотрудничество. Одно условие: при любом раскладе, даже если не пойдет работа, документы