Полина Каротеева, навалившаяся на нее всем своим весом изнутри, упала прямо на Катю, едва не опрокинув ее в заросли крапивы.

И тут же дико завизжала, начала отбиваться, а затем, судорожно глотнув воздуха, захрипев, стала сползать вниз, вниз...

– Что тут такое? Вот черт, да она же в крови вся!

Катя, потрясенная, оглушенная, обернулась и...

Гермес – похоронный агент, и на узкой дачной улице впритык капотом к бамперу Катиной машины – черный внедорожник, подъехавший бесшумно или просто материализовавшийся из послеполуденного пекла?

Катя оглянулась – пустая улица, глухие заборы и только они трое – уткнувшаяся лицом в траву Каротеева и этот парень, чернила на бланке допроса которого, наверное, еще не успели высохнуть.

– Она что, мертва? – спросил Гермес.

Катя нагнулась к Каротеевой, пощупала пульс на шее – есть!

– Она жива, ну-ка, помогите поднять ее, тащите в машину.

– Она в крови вся, вы что, хотите ее ко мне... в мою машину такую? Вы с ума сошли?

– В мою машину! Быстрее, поднимайте ее, потащили.

Кое-как подняв Каротееву, они вдвоем доволокли ее до «Мерседеса» и запихнули на пассажирское сиденье. Катя начала лихорадочно осматривать ее – ладони в порезах, на предплечье глубокая резаная рана... Есть ли еще повреждения? Катя осмотрела живот, грудь – вроде нет, но летнее ситцевое платье все в крови.

– «Скорую» надо немедленно.

– Сюда только через час доберется, а то и больше.

Катя вытащила мобильник – Чалов сказал, чтобы она ему позвонила... если «Скорая» сюда в дачный поселок прибудет с таким опозданием, то...

– Валерий Викентьевич!

– Да, я слушаю. Екатерина Сергеевна, это вы, у вас такой голос...

– Каротеева ранена.

– Что?

– Кто-то напал на нее и ранил, я не могу определить точно характера повреждений. Я у ее дома сейчас.

– Так... вот оно, значит, как... черт... Екатерина Сергеевна, везите ее в больницу немедленно, слышите? Местная городская больница. Я приеду туда, место происшествия оставьте как есть – я сейчас пошлю туда наряд из УВД для охраны, с этим потом разберемся. Каротеева что-то сказала вам? Она видела, кто на нее напал?

– Она без сознания.

– Везите ее быстро в больницу. Проследите, чтобы ей оказали всю необходимую помощь, поговорите с врачом. Она важный свидетель, она нужна нам живой. Я приеду в больницу так скоро, как смогу.

Катя села за руль. Гермес стоял на обочине. Катя подумала: почему он появился здесь? Когда еще сюда прибудет наряд ППС... в доме, во дворе могли ведь остаться важные улики... Она сейчас уедет, а он тут останется и...

– А вы что здесь делаете? – спросила она резко. – Как вы тут оказались?

– Я живу на улице Юбилейной, а ваша машина перегородила проезд.

– Где у вас больница, приемный покой?

– На Силикатном, здесь недалеко – поворот с шоссе направо.

Это ведь там же, где морг и кримлаборатория... Что же это я спрашиваю... я ведь была там... больничные корпуса, парк, я все это видела... Что это со мной? Ну же, давай, соберись!

Катя стиснула руль – Каротеева, возможно, умирает, а она... Давай соберись!

– Разворачивайтесь, показывайте дорогу! – скомандовала она Гермесу.

Нет, ты тут не останешься один.

– Я? В смысле, чтобы я поехал с вами?

– Показывайте дорогу!

– Это исключено. Мне надо домой, потом в офис – со смертью Платона столько всего сейчас...

– В камеру захотел, что ли, по подозрению в убийстве? – загремела Катя. – А то я тебе быстро это устрою, понял? Кому сказала – садись в свою машину, разворачивайся и показывай дорогу до больницы! И там тоже поможешь мне.

Гермес сел за руль внедорожника.

– Вот поэтому вас и не любят – ментов, полицию... вот за это самое! – прокричал он из открытого окна.

Однако послушно ехал впереди весь путь.

Катя только и видела перед собой – его красные габаритные огни, синий указатель, поворот, дома, дома, дома, поворот, ворота и больничный парк.

Серые облупленные корпуса ЦРБ, высокий козырек и двери, куда подруливают «Скорые».

– Помогите мне ее вытащить... нет, тут нужны носилки, бегите за носилками, позовите же кого-нибудь!

Гермес скрылся за дверями приемного покоя. Катя придерживала Каротееву. Неожиданно та открыла глаза – в них плескался страх.

– Больно... как же мне больно...

– Где болит?

– Грудь... сердце...

Катя похолодела – у нее рана в сердце?

– Мы уже в больнице... не волнуйтесь, все будет хорошо, тут вам помогут... Кто на вас напал?

– Я не знаю, я ничего не знаю... я сидела в саду... задремала, а потом... я ничего не помню, вот тут очень болит...

Охранник в черной форме выкатил носилки, Гермес шел за ним.

– Кладите ее.

Охранник и пальцем не шевельнул, чтобы помочь, – они уложили Каротееву на каталку вдвоем.

Гермес придержал двери, Катя покатила носилки. Гермес остался снаружи. А внутри в приемном покое – никого. Некоторые двери кабинетов распахнуты, но там пусто, другие заперты – стучи не стучи, кричи не кричи...

– Эй, помогите! Кто-нибудь, доктор, сестра!

Голова Полины Каротеевой запрокинулась – она лежала слишком низко. Катя подложила ей под голову свою сумку – вот так.

– Сейчас, сейчас, все будет хорошо, мы кого-нибудь тут найдем.

– Я вас вспомнила.

– Что, Полина?

– Вы приезжали... это ведь вы приезжали ко мне... и потом тоже...

– Да, это я, а вы нам поставили кассету, где читали свой рассказ про колодец. Эй кто-нибудь, доктор, сестра!! Человек умирает!

– Да, я читала, я хотела, чтобы кто-то узнал... потому что очень тяжело... тяжело жить с этим... я раньше не думала, что это будет так тяжело...

«У нее бред», – подумала Катя.

– Вы видели того, кто напал на вас в саду?

Каротеева закрыла глаза.

Она отключается!

– А в той истории про колодец, – Катя наклонилась, – кто была та женщина? Та женщина, которую пытались спасти, вытащить те четверо?

Застучали каблучки по линолеуму, и медсестра, нет, сразу две медсестры появились в конце коридора приемного покоя.

– Скорее, помогите, она умирает!