— Этого не случится.

— Почему, черт возьми, ты так в этом уверен? — спросил Дин.

Я молчал. Я просто не знал, с чего начать. Конечно, я понимал, что об этом придется говорить, но все равно не представлял, как передать им то, что было у меня на уме и в сердце. Помог Брут.

— Ты думаешь, он этого не делал, правда, Пол? — Он глядел недоверчиво. — Ты считаешь, что этот верзила невиновен.

— Я уверен, что он невиновен.

— Но почему, почему?

— По двум причинам, — объяснил я. — Одна из них — мой ботинок.

— Ботинок? — воскликнул Брут. — Какое отношение имеет твой ботинок к тому, что Джон Коффи убил или не убивал этих двух девочек?

— Я снял свой ботинок и передал ему вчера, — сказал я — Это было после казни, когда все немного улеглось. Я протянул ботинок через решетку, и он взял его своей огромной рукой. Я попросил завязать шнурки. Мне нужно было убедиться, ведь все наши «проблемные дети» обычно ходят в шлепанцах, а человек, который действительно хочет покончить с собой, может сделать это с помощью шнурков, если поставит такую цель. Об этом мы все знаем.

Они закивали.

— Коффи положил ботинок себе на колени и перекрестил концы шнурков правильно, но на этом застрял. Он сказал, что уверен: когда-то, когда был мальчиком, ему показывали, как это делается, — может, отец, а может, один из дружков его матери, когда отец ушел, но он все забыл.

— Я согласен с Брутом, мне все равно не понятно, какая тут связь с тем, убил Коффи близняшек Деттерик или нет, — проговорил Дин.

Тогда я снова вернулся к истории похищения и убийства: к тому, что вычитал в тот знойный день, сидя в тюремной библиотеке, когда пекло в паху, а Гиббонз храпел в углу, и что журналист Хэммерсмит поведал мне позже.

— Собака Деттериков не кусалась, но лаяла здорово. Человек, похитивший девочек, усмирил ее кусочками колбасы. Каждый раз, пока пес ел, я думаю, убийца подкрадывался все ближе, а когда бедняга дожевывал последний кусок, он схватил пса за голову и свернул ему шею.

— Позднее, когда они догнали Коффи, помощник шерифа возглавлявший отряд — его звали Роб Макджи, — заметил, что карман комбинезона Коффи оттопыривается. Макджи сначала подумал, что там пистолет. А Коффи объяснил, что там завтрак, так оно и оказалось: пара бутербродов и огурчик, завернутые в газету и перевязанные шпагатом. Коффи не помнил, кто дал ему бутерброды, помнил, что женщина в фартуке.

— Бутерброды и огурчик, но без колбасы, — заметил Брут.

— Колбасы не было, — согласился я.

— Конечно, не было, — сказал Дин. — Он ее скормил собаке.

— Да, так заявил обвинитель на суде, — подтвердил я, — но если Коффи разворачивал завтрак и кормил колбасой собаку, то как он смог снова обвязать сверток шпагатом? Я не представляю вообще, было ли у него время, но это сейчас и не важно. Парень не умеет завязать даже простого бабушкиного узла.

Наступила полнейшая тишина, которую в конце концов прервал Брут.

— Боже правый, — тихо протянул он. — Почему же никто не заявил об этом на суде?

— Просто никто не подумал об этом, — сказал я и снова вспомнил Хэммерсмита — журналиста Хэммерсмита, окончившего колледж в Баулинг Грине, считающего себя просвещенным человеком, — Хэммерсмита, который сказал, что дворняги и негры почти одно и то же: и те, и другие могут однажды напасть на вас совсем без причины. К тому же он все время говорил «ваши негры», словно они все еще собственность… но не его собственность. Не его. И никогда не принадлежали ему. А в то время на юге было полно таких Хэммерсмитов. — Никто не был «готов» подумать об этом, в том числе и адвокат Коффи.

— Но ты ведь подумал, — возразил Харри. — Черт побери, ребята, с нами рядом сидит Шерлок Холмс. — Он говорил одновременно и шутя, и с благоговением.

— Да ладно, оставь. — Я бы тоже не подумал об этом, если бы не сравнил то, что Коффи сказал Макджи в тот день, с его же словами после того, как он вылечил мою инфекцию, и после того, как оживил мышь.

— Что? — спросил Дин.

— Когда я вошел в его камеру, это было похоже на гипноз. Я чувствовал, что не могу не подчиниться его воле, даже если бы пытался.

— Мне это не нравится. — Харри неловко заерзал на стуле.

— Я спросил его, чего он хочет, и он ответил: «Просто помочь». Я это очень ясно помню. А когда все закончилось, он знал, что мне стало лучше. «Я помог, — сказал он. — Я помог тебе, ведь правда?».

Брут закивал головой.

— Точно так же и с мышью. Ты сказал: «Ты помог», и Коффи повторил эти слова, как попугай. «Я помог мышке Дэла». Тогда ты понял? Тогда, да?

— Да, наверное, так. Я вспомнил, что он ответил Макджи, когда тот спросил его, что произошло. Это повторялось во всех статьях об убийствах. «Я ничего не мог сделать, не мог помочь. Я хотел все вернуть обратно, но было слишком поздно». И это говорит человек с двумя мертвыми девочками на руках, белыми, с белокурыми волосами, человек, огромный, как дом, неудивительно, что его неправильно поняли. Все поняли слова Коффи в соответствии с тем, что увидели, а то, что они видели, было ужасно. Они подумали, что это признание, что Коффи в порыве безумия похитил девочек, изнасиловал и убил. А потом, придя в себя, хотел остановиться…

— Но было уже поздно, — пробормотал Брут.

— Да. Однако в действительности он хотел сказать, что нашел их, попытался оживить — вернуть назад — и безуспешно. Девочки оказались уже слишком близки к смерти.

— Пол, и ты в это веришь? — воскликнул Дин. — Ты и вправду, как на духу, в это веришь?

Я хорошо покопался в своем сердце, подумал, как в последний раз, и кивнул. Я не только знал это сейчас, моя интуиция и раньше подсказывала мне, что с самого начала в истории Джона Коффи что-то не так, еще когда Перси вошел в блок с прикованным Коффи и заорал «Мертвец идет!» во всю мощь легких. Я тогда подал ему руку, помните? Я никогда прежде не подавал руки человеку, пришедшему на Зеленую Милю, но я пожал руку Коффи.

— Боже, — произнес Дин, — Боже правый.

— Твой ботинок — одна причина, — сказал Харри, — а другая?

— Незадолго до того, как отряд обнаружил Коффи и девочек, мужчины вышли из леса около южного берега реки Трапингус. Они увидели пятно смятой травы, много крови и остатки ночной рубашки Коры Деттерик. Собаки немного растерялись. Большая часть рвалась на юг, по течению вдоль берега. Но две из них — «хитрые» терьеры — хотели идти вверх по течению. Боб Марчант руководил собаками, и, когда он дал терьерам понюхать ночную рубашку, они повернули вместе со всеми.

— Терьеры запутались, так? — понял Брут. Странная, болезненная улыбка пряталась в уголках его рта. — Они не созданы для погони, по большому счету, и поэтому перепутали свою задачу.

— Да.

— Я не понимаю, — сказал Дин.

— Терьеры забыли, что давал им нюхать Боб в самом начале, — объяснил Брут. — Когда они вышли на берег реки, терьеры шли вслед за убийцей, а не за девочками. Все было нормально, пока убийца и девочки находились вместе, но…

Глаза Дина начали разгораться. Харри тоже уже понял.

— Подумайте, — сказал я, — вас не удивляет, как им всем, даже присяжным, хотелось свалить преступление на чернокожего бродягу. А ведь даже сама идея подкормить собаку, чтобы она сидела тихо, пока ей не свернули шею, не по зубам Коффи Думаю, он не подходил к ферме Деттериков ближе, чем южный берег реки Трапингус. Не ближе шести или семи миль. Он просто бродил вокруг, может, собирался