маленькая Лекс имела в виду. «Не сможешь» сесть за руль, потому что будешь пьян, как всегда по вечерам…

Однако в этот вечер… Ладно, что там говорить! Белогуров уткнулся лицом в подушку. Он не хотел думать о том, ЧТО БУДЕТ ВЕЧЕРОМ, КОГДА ЛЕКС УЙДЕТ. Еще рано об этом думать. Еще всего лишь пять часов утра.

– Ты почему не спишь? – спросил он.

– Так. Не спится. – Лекс натянула простыню до подбородка, выпростала руки. – А ты?

– Разная чушь снится, – он чувствовал, как фальшивит его голос. – Спи.

– Иван, ты меня любишь?

Он снова поднялся на локте, заглянул ей в лицо.

– Конечно.

– Ты меня еще любишь?

– Любовь не знает убыли и тлена, Лекс.

– Чья?

– Господи, Лекс, не будем начинать выяснять отношения в пять утра.

– Твоя? – Она словно и не слышала его.

– Да. И твоя тоже. Наша с тобой.

– Иван, а для чего я тебе нужна?

– Ты мне нужна, потому что без тебя мне вообще ничего не нужно. Я тебе сто раз это говорил. Ты – моя Джульетта, моя принцесса на горошине, мой цветочек аленький, моя надежда, моя жизнь беспечальная. Господи, Лекс, ну что ты в самом деле? Что тебе еще сказать по твоему любимому, по-книжному? Что говорят герои любовных романов? Скажи – я охотно повторю, если это тебя успокоит.

– Я не читаю любовных романов. И ты не злись, Иван, не нужно так злиться.

– Ты вообще слишком много читаешь разной ерунды.

– И ем тоже. Егор сказал, это у меня какая-то «булимия». Как у Дианы. На нервной почве.

– Егор – кретин. Морду ему набью. Выброси из головы все, что он болтает. Ешь сколько хочешь.

– Ты совсем-совсем не бываешь дома. Почему? – Лекс говорила тихо, безучастно.

– Я занят. Дел невпроворот. Ты же сама хотела, чтобы в нашей квартире закончили ремонт. Чтобы мы уже к осени туда перебрались. И потом с галереей…

Он сел в кровати.

– Я тебе не нужна, Иван. Абсолютно. Я не слепая. Ты мной тяготишься. Избегаешь.

– ТЫ МНЕ НУЖНА.

Она скользнула взглядом по стенам спальни. Отрешенное выражение лица ее сменилось печалью.

– Нет, не обманывай, я лишняя тут у вас. Вы всегда вместе – ты, Егор, даже Женька и тот как юла возле вас крутится. Вы такие деловые, такие занятые. А лишь я вхожу – вы умолкаете. Или говорите о какой-то чепухе.

– Мы партнеры с Егором. Это бизнес, Лекс, это дела взрослых мужиков. Тебя это волновать не должно.

– А они уже закончили там, в подвале?

Белогуров вздрогнул.

– Кто? Женька? А что ты имеешь в виду?

– Ну ты говорил, они там состав какой-то лака, что ли, изобретают, чтобы химичить потом…

– Нет, ни черта у них с Егором пока не получается. – Белогуров старался, чтобы его голос звучал спокойно. – Но и это тебя не должно волновать, Лекс.

– А что меня должно волновать?

– Новости журнала… «Boг» он, кажется, называется или «Квелле» – новый каталог.

– Там маленькие размеры. Я же вон какая корова.

Белогурову хотелось плюнуть, чертыхнуться: снова-здорово! Но ему было жаль ее. Он поцеловал ее, точнее, ткнулся губами куда-то в ухо, в теплые волосы. И почувствовал сразу, что она истолковала эту его вынужденную ласку по-своему.

– Убери руку, – попросил он через секунду хрипло. – Не нужно. Пожалуйста, я прошу тебя!

Она, не отвечая, начала исступленно целовать его. Руки ее знали свое сладкое дело.

«Любовь не знает убыли и тлена…» Молодое горячее тело. Жадное. Полное ожидания. У Белогурова появилось ощущение, что его насилуют. Эти мягкие, нежные, неумолимо-настойчивые руки. Эти полудетские, неумелые, но алчные губы сейчас вместе с дыханием высосут в поцелуе и его кровь…

– Оставь меня в покое! Я же прошу тебя по-человечески. – Не владея собой, он отшвырнул ее на подушки. – Не веди себя как проститутка!

Она села в кровати, поджала ноги, вся подобралась, как перед прыжком. Белогуров ждал града слез –