Кто-то спускался отсюда… А вот куда шел? Один выход мы установили, сейчас задача найти другой – главный для нас.
Катя спускалась по винтовой лестнице, старалась изо всех сил, чтобы голова не закружилась. И ничего в том особенного нет, подумаешь – лестница…
– Видишь, оно все как, – шепнул ей Гущин. – Подъехать под землей сюда можно было тайком на машине. И все тут связано в округе – казармы, а там командный пункт был, потом Гознак, это вот гнездо – муравейник для красных командармов и их семей… так, может, и в мосторг ход имелся… чтобы глаза пролетариату, который в очередях маялся, не мозолить…
И снова достигли бетонного дна подземелья.
– Сюда, – уверенно скомандовал Гущин, увлекая их в темный боковой проход.
– Мы отсюда шли, там дорога, – возразил Елистратов, светя фонарем.
– Правильно, поэтому нам сюда, тут каких-то тридцать-пятьдесят метров!
Шли молча, неожиданно проход сузился и раздвоился.
– Нет, это что-то другое, мы тут не проходили, – Гущин снова было полез за своими кальками, потом только рукой махнул. – Так, если выдерживать направление, то нам… нам сюда, точно сюда.
Повернули, шли в темноте в тесном проходе. Сверху начало капать. И внезапно путь преградила глухая кирпичная стена – тупик.
Повернули назад, дошли до развилки.
– Ладно, сейчас проверим и тот туннель, – скомандовал Гущин уже не слишком уверенно, – тут всего-то сотня метров!
До универмага? Но это там, наверху, где ночь, звезды и луна. Катя посмотрела вверх, водя фонариком. А здесь только бетон и кирпич. Лишь сейчас она ощутила, что смертельно устала. Сколько времени вообще?
Гущин и Елистратов углублялись в темноту, уже ожесточенно о чем-то споря. Голоса все глуше… Катя прислонилась к стене. Отсюда хотя бы можно быстро вернуться к винтовой лестнице и подняться. Она снова направила фонарик на стены. Если действительно это так близко отсюда, то…
Трещины, выкрошенный временем кирпич… а там что? Катя подошла ближе и…
На кирпичах – еле различимый знак-указатель: стрела, нарисованная белым мелом, полустершаяся от времени, сырости и…
– Ой, идите сюда! – закричала Катя. – Я, кажется, нашла!
Стрелка указывала в темноту. Подошли Гущин и Елистратов, их мощные фонари осветили стену, и сразу стал виден еще один указатель мелком – прямо и направо.
Совсем рядом с винтовой лестницей, почти впритык!
– Тут ниша, смотрите! – Елистратов шагнул в темноту. – А здесь что у нас? Батюшки-светы… вот это уже интересно.
Из стены торчал пожарный вентиль. Вроде как самый обычный пожарный вентиль – кольцо, только очень крупного размера.
Елистратов, сунув фонарь Кате, повернул его по часовой стрелке и…
В стене открылся проход… нет, это сначала Кате так показалось – от неожиданности, от темноты, это было что-то совсем другое, не проход, а…
– Черт, да это подъемник! – воскликнул Гущин, – лифт!
То, что открылось их взору, походило на кабину – внутри все отделано панелями из дуба, наверху – плафон, но свет не зажегся.
– Электричества здесь нет, тут ничего не работает, – Гущин постучал по обшивке.
Елистратов светил фонарем.
– Электричество тут и не нужно, простейший механизм… подъемник на противовесах. Так, я сейчас туда войду.
И, не слушая их возражений, начальник отдела убийств МУРа шагнул в этот темный «шкаф».
Крак – что-то щелкнуло, потом загудело, загудело, двери так и остались открытыми, а лифт начал медленно подниматься, и вот уже голова Елистратова скрылась в каменном мешке, а потом туловище и ноги.
И только темная зияющая узкая шахта.
Катя и Гущин ждали. Сколько прошло времени, никто из них не знал, – возможно, минута, а может, и целая вечность.
Затем снова что-то загудело, и лифт начал медленно опускаться.
Опустился. Пустой.
– Пойдем, – сказал Гущин. – Надеюсь, нас двоих он выдержит.
– Нет, я не пойду, – Катя попятилась.
– Ты что? Тут хочешь одна остаться?
– Нет, но и туда я…
– Капитан Петровская!
– Да не трогайте вы меня! Оставьте, пустите!
Катя оттолкнула Гущина.
Этот узкий лифт в каменном мешке, эта душегубка…
– С ума, что ли, сошла? Мы же нашли то, что искали!
Гущин сгреб ее в охапку и, не слушая ее протестов, впихнул в лифт, места было так мало, что они вдвоем оказались словно в тисках, среди дубовых панелей.
– Пустите меня, я не хочу… Мы там с вами застрянем!
Крак – щелчок, пол лифта под ногами дрогнул и словно бы ушел вниз, а потом вверх, все вокруг начало гудеть, вибрировать, и словно натянулись где-то невидимые тросы – противовесы, крепкие и тугие, еще не сгнившие в этом глухом подземелье.
Они оказались в кромешной тьме. И только что-то гудело и клацало там, за стенами лифта, поднимавшего их…
Куда?
Катя уткнулась в грудь Гущину, она дрожала как лист.
Вот и все, все, это расплата…
Нас тут закроют, не выпустят, похоронят навечно…
Это расплата за ту закрытую дверь, за тот февраль и мороз…
За ту детскую непрощенную вину…
Лифт внезапно остановился, но ничего не открылось. Никаких дверей, их словно и не существовало на свете.
Катя почувствовала, что ей не хватает воздуха.
И в это мгновение Гущин толкнул руками стену, выросшую перед ними.
Забрезжил тусклый свет.
– Выходи, кажется, мы на месте, – и Гущин осторожно за руку, как ребенка, вывел ее из тьмы.
Перед ними растилалась широкая лестница. А за спиной, точно дверь, было открыто… зеркало. Они стояли на площадке четвертого этажа универмага, на той самой площадке того самого этажа, куда не пускали покупателей и где вот-вот должен был начаться ремонт, но все не начинался.
Зеркала располагались во всех нишах, их тут на верхних этажах так и не тронули, пощадили. Зеркало- дверь, закрывавшее потайной лифт, пряталось у лестницы в самом углу.
Глава 48
НОЧЬ В УНИВЕРМАГЕ
Дверь-зеркало закрывалось и открывалось совершенно бесшумно, Елистратов попробовал сделать это несколько раз – открыл: подъемник, закрыл – зеркало, отражающее лестницу, дубовые перила и их, застывших среди полутеней.
На четвертом этаже универмага свет не горел вообще, ниже на третьем под высоким потолком
