добрался до места, под которым располагалась его комната. Очевидно, документы Латошека не могут находиться здесь. Вероятнее всего, они укрыты где-то поблизости от спальни старика Пшетоцкого.

Передвигая какой-то сундук, Клос чуть не провалился в дыру.

Посмотрев вниз, узнал побеленный известью коридор, прилегающий к его комнате. Через несколько секунд через люк в потолке спустился вниз, открыл дверь своей комнаты и, вытянувшись на узком топчане, пролежал так, размышляя, около часа.

И когда прозвучал гонг на обед, у Клоса уже был готов план действий, хотя не все еще в нем было ясным и определенным.

Обедали молча. Разговор не получался. Зося опускала покрасневшие от слез глаза. Иоланта нервничала, покусывая губы. Только теперь Клос заметил, что они у нее тонкие и злые.

К концу обеда ротмистр спросил пана Пшетоцкого, можно ли поговорить с ним наедине. Хозяин пробурчал, что можно, но только не сейчас. После обеда он привык отдыхать. Старик молча встал и вышел к себе в спальню. Клос успел еще до того спросить разрешения у Пшетоцкого остаться в столовой, чтобы немного поработать со своими документами, так как в его комнате было очень холодно.

Клос уселся у окна за небольшой столик, предназначенный для игры в карты, вынул из портфеля папку с надписью: «Дело „С-298“», которую прихватил с собой. Углубившись в чтение бумаг, он внимательно прислушивался к разговору за общим столом, ожидая удобного случая, чтобы начать действовать. До него долетали только отдельные слова, но, когда он сопоставлял их с тем, что ему было известно, перед ним вырисовывалась ясная картина.

— Постараюсь убедить, чтобы добровольно… — сказал ротмистр.

— Принудим… — долетело произнесенное Эдвардом слово.

— Я должна, — сказала Иоланта, — получить их.

Клос заметил, что Эдвард поглядывает в его сторону, и решил, что наступил удобный момент действовать. Делая вид, что ищет какой-то документ в папке, он уронил несколько листков на пол. И, как он и предвидел, один из них отлетел к ногам Эдварда. Клос сорвался с места, чтобы собрать с полу бумаги, но постарался сделать это так, чтобы Эдвард успел первым поднять листок, лежавший у его ног.

Клос подошел к нему и взял документ. Посмотрев в лицо Эдварда, он понял, что тот обратил внимание на фамилию «Латошек», напечатанную крупными буквами и неоднократно повторенную в тексте. Поблагодарил Эдварда.

— Не за что, господин обер-лейтенант, — сказал Эдвард и тут же повернулся к Маевскому: — Не прогуляться ли нам? С удовольствием подышал бы свежим воздухом.

Маевский поднялся, не очень хорошо понимая, чего хочет Эдвард.

Когда они подошли к двери, обер-лейтенант Клос оторвал взгляд от бумаг.

— Извините, — сказал он, — забыл предупредить, я получил сообщение, что в окрестностях появились партизаны. В связи с этим я принял некоторые меры предосторожности. Моим солдатам приказано никого не выпускать из усадьбы. — Он заметил, как рука Эдварда невольно потянулась к карману брюк. — Если здесь раздастся хоть один выстрел, дом будет сожжен, а все находящиеся в нем будут считаться заложниками. Если вы желаете прогуляться по двору и подышать свежим воздухом, не возражаю, но если вы попытаетесь вызвать бандитов или бежать… — повысил он голос, — то будут приняты все необходимые меры. Поэтому я хотел бы предостеречь вас от каких-либо неразумных действий. Зачем вам это? Заверяю вас, что завтра запрет будет отменен и все, кто пожелают, смогут выехать из усадьбы.

— Это что, домашний арест? — спросил по-немецки Эдвард.

— Я все сказал, что считал нужным, — ответил Клос. Он снова углубился в бумаги и тут же услышал плач Зоси и щелчок зажигалки, Иоланта прикуривала сигарету.

— Не волнуйтесь, паненки, — спокойно сказал Маевский, — господин обер-лейтенант обещал, что завтра все будет по-прежнему. Ведь и так никто из нас не собирался покинуть этот дом. Немного проветримся и через несколько минут возвратимся.

После их ухода Клос встал, собрал бумаги в картонную папку, учтиво поклонился девушкам и начал подниматься по лестнице наверх. В коридоре он встретился с Яном, который с трудом передвигал большую деревянную кадку с пальмой, обтянутую железными обручами. Камердинер споткнулся и, если бы не помощь Клоса, уронил бы кадку с этим экзотическим растением. Ян с улыбкой поблагодарил Клоса, и эта улыбка на обычно неподвижном лице слуги удивила разведчика еще больше, чем слова, которые он произнес:

— Надвигается зима, необходимо перенести пальму в оранжерею. — Это было сказано по-польски таким тоном, как будто говорящий знал, что обер-лейтенант Клос понимает его.

Клос вошел в свою комнату и открыл отмычкой дверь, ведущую на чердак. Если все пойдет так, как он предусмотрел, то для тех, кто захочет прийти сюда, не должно возникнуть дополнительных трудностей. Еще раз он мысленно повторил все, что стало ему известно, и решил, что с этой минуты сам будет управлять дальнейшими событиями. Послеобеденный отдых старика Пшетоцкого предоставлял ему удобный случай, чтобы более тщательно обследовать конторку.

Клос еще не решил, как лучше до нее добраться — известным ему путем или по чердачному переходу мансарды, — как раздался стук в дверь.

— Войдите. Что вам угодно? — спросил он появившегося на пороге мужчину. Этого человека Клос уже видел: он высаживался из брички, а потом разговаривал со стариком Пшетоцким.

— Господин обер-лейтенант, — сказал вошедший, — позвольте представиться. — Он назвал имя и фамилию, добавив, что проживает недалеко отсюда, в Карчмисках.

И только теперь Клос вспомнил, что Писарского не было на обеде, видимо, обитатели дома не питали особого доверия к известному здесь торговцу.

— Вы пришли ко мне только для того, чтобы представиться?

— Простите, господин обер-лейтенант, мне стало известно, что мы находимся как бы под домашним арестом, и я хотел бы вас попросить…

— Мой приказ остается в силе. И до его отмены никто не покинет Пшетоку…

— Я должен завтра чуть свет выехать. Купил два воза хвороста и…

— Может быть, до завтра мой приказ будет отменен, — сказал Клос.

— Политика меня не интересует, господин обер-лейтенант. Я знаком со многими немецкими офицерами, спросите кого-нибудь из своих сослуживцев, которые уже давно здесь находятся. Писарский может пригодиться. Иногда необходимо послать посылочку домой в Германию… — Торгаш говорил на плохом немецком языке, мешая немецкие слова с польскими.

— Пан Писарский предлагает мне торговую сделку? Да вы просто спекулянт!

— Господин обер-лейтенант сразу с упреком… Я ничего вам не предлагаю, только — услуга за услугу. Господин обер-лейтенант не должен сердиться. Я не спекулянт, а неплохой посредник. Писарский все может сделать, что ему прикажут. Прошу вас спросить хотя бы полковника Гофберга. Вы, наверное, знаете его?

— Что вы сказали? — быстро произнес Клос. То, что он услышал, озадачило его. Неужели он ошибся в расчетах? Клос решил наступать на Писарского. — Так, может, вы и инструкции имеете для меня?

— Инструкции? — удивился Писарский. — Не понимаю. — Торгаш начал пятиться к двери. — Это какое-то недоразумение. До свидания, господин обер-лейтенант. Прошу извинить… — Он в испуге выскочил из комнаты и захлопнул за собой дверь.

Клос не выдержал и рассмеялся. Подойдя к окну, он увидел, как Писарский перебежал двор усадьбы и скрылся в какой-то хозяйственной пристройке.

Разведчик решил проникнуть в контору старика Пшетоцкого чуть позже, а сейчас проверить, куда так поспешно скрылся человек, который охотно покупает и продает все, что попадает ему под руку. «И так же охотно продаст любого», — подумал разведчик, подходя к двери пристройки, за которой только что скрылся Писарский.

Больше всего удивила Клоса огромная куча хвороста снаружи, перед дверью. Он обошел ее и,