Кроме двери, в которую вошел Клос, была еще и другая, ведущая, вероятно, в спальню старика.

Клос снова вынул из кармана свою отмычку. За дверями было тихо. Обер-лейтенант прислушался внимательнее и неожиданно замер. Где-то там скрипнуло кресло, стоявшее, видимо, близко к двери. Скрип стал громче. Потом Клос услышал, как открылась и закрылась внутренняя дверь.

— Разрешите к вам, вельможный пан? — прозвучал незнакомый Клосу голос.

— А, пан Писарский, каким ветром? — Это говорил старик Пшетоцкий. — Входишь без стука, как в спальню своей жены.

— Покорнейше прошу извинить, вельможный пан. Я не впервые у вас. Или вы уже забыли, кто такой Писарский? Купит, продаст, не обманет…

— Не всегда, не всегда, — возразил старик. — Присаживайся. Как было с тем маслом?..

— Масло то, вельможный пан, проклятые швабы реквизировали, истинный бог… Но нельзя же напоминать мне об этом до гроба! Половину денег я вам возвратил. Считайте, что это торговые издержки. Бывает и хуже.

— Торговые издержки за мой счет, — недовольно пробурчал старик. — А теперь чем я могу быть тебе полезен?

— Завтра среда, — сказал Писарский, — мы так условились. Хворост должен забрать, — рассмеялся он. — Но я пришел не для того, чтобы напомнить об этом. Имею твердую валюту, — прошептал он. — Советую купить, пока не подорожала.

— Пан Писарский всегда говорит мне так.

— И всегда я прав.

— Можно подумать… А цена?

Писарский так тихо назвал какую-то сумму, что Клос не расслышал.

— Дорого, — произнес Пшетоцкий. — Завтра чуть свет заберешь хворост, — твердо сказал он Писарскому. — О валюте подумаю. Да, еще вот что. Прошу тебя привезти то, что я заказал. Жена камердинера передаст тебе этот список.

— Привезу, а почему бы и нет? Писарский еще никогда не подводил и малым грошем не попрекал. А что до валюты, так пусть пан подумает как следует, а то поздно будет. Купцы всегда найдутся. А может быть, и вы предложите мне что-нибудь? Все, что хотите, я куплю. Даже какие-нибудь ценные бумаги, а почему бы и нет? На них тоже можно заработать. Или перепрятать в надежное место.

Клос, услышав это, от злости до боли сжал кулак. Неужели этот Писарский…

— Что пан Писарский сказал? — воскликнул старик. — Что он купит?

— Все куплю, вельможный пан, на чем только можно заработать.

— Откуда пану Писарскому известно о бумагах? Что это тебе пришло в голову?

— Да так, ничего. Разные бывают бумаги, например, какие-нибудь акции или чеки. Большевики придут — все можно потерять. А если англичане — то заработать. Конечно, я рискую при этом. Только доллары или еще какая-нибудь твердая валюта сейчас в цене.

— Уходи! — крикнул старик.

— Зачем кричать? — промолвил Писарский с угрожающей ноткой в голосе. — Писарский не из пугливых. Меня криком не возьмешь. Писарский знает столько, что…

— Пошел вон!

— Как вам будет угодно, пан Пшетоцкий. Я вас ничем не оскорбил. Купец не может оскорбить своих клиентов. Я еще вернусь. Писарский всегда возвращается и покупает товар подешевле.

Клос услышал, как тихо закрылась дверь. Потом раздались тяжелые шаги Пшетоцкого и его старческое посапывание.

Может быть, Писарский агент Гофберга? Мало вероятно. Но что это за намек на бумаги? И о каком хворосте шла речь? Клос решил, что стоит встретиться и поговорить с Писарским. Он еще раз окинул внимательным взглядом конторку, в которой находился. Никаких тайников, сейфов. Может, Пшетоцкий спрятал документы Латошека между повседневными бумагами, счетами, расписками в скоросшивателях? Это было на него похоже — старый шляхтич с его фамильной гордостью не мог допустить, чтобы бумаги какого- то там Латошека хранились отдельно от его повседневной хозяйственной переписки. Это не ущемляло его панского самолюбия, а немцы вряд ли стали бы искать там эти документы. Необходимо было все проверить, но не сейчас, ибо Пшетоцкий мог каждую минуту войти в свою конторку.

Отойдя на шаг от двери, Клос внезапно услышал за стеной негромкий голос Зоси:

— Можно, дедушка?

— Войди, войди, девочка моя. — Заскрипели пружины, видимо, старик снова уселся в кресло.

— Дедушка, — начала Зося без всякого вступления. (Клос понял, о чем она будет говорить дальше, и не ошибся.) — Отец, уезжая, оставил вам свои ценные документы. Я уже взрослая и просила бы вас, дедушка, передать их мне.

— И это все, что ты хотела сказать? — недовольно пробурчал старик.

— Да, дедушка.

— Неблагодарная девчонка! Без моего разрешения… Ведь ты ничего не знала и знать не могла. Кто тебя прислал?

— Этого я не могу сказать.

— Не можешь? Ты думаешь, я ничего не знаю, думаешь, что старик — совсем слепой? Я с ними еще поговорю, дорогая внучка. Я тебя предупреждал, просил…

— Дедушка, это мой долг.

— Только я один знаю твой долг! — раздраженно сказал Пшетоцкий. — Ты успешно закончила школу и после войны пойдешь учиться в университет. А пока учись у жены Яна вести домашнее хозяйство и готовить на кухне, это больше пригодится тебе в жизни, чем какая-то игра в конспирацию! Она не для молодой девушки. Твоя покойная бабушка имела трех кухарок, но, когда хотела сделать мне приятное, сама готовила паштет. Если бы ты знала, какой это был паштет!.. Строптивая ты, вся в мать. Елена также не слушала меня. И ее муж Латошек, твой отец, тоже упрямый.

— Не говорите так плохо о моих родителях.

— Я не хочу ничего слышать! Девчонку ко мне присылают, — фыркнул старик, — и я должен с ней вести переговоры! Старика Пшетоцкого не удастся провести, так и передай им. И скажи, что Пшетоцкий за свои семьдесят два года еще ни разу не нарушил слова, даже если дал его не аристократу.

— Но, дедушка, поймите, ведь речь идет о том, чтобы изобретение моего отца использовать в борьбе против фашизма. Эти бумаги доставят в Лондон. Союзники смогут…

— Мне лучше знать, что с ними делать! — Гордость и независимость прозвучали в словах старика. — Знаю я этих торгашей! Но я дал слово твоему отцу, что эти бумаги никому не отдам, и только после войны…

— А если это распоряжение моего отца?

— В письменном виде, с его собственной подписью, подтвержденной нотариусом? Вот видишь! Только после моей смерти, так и передай им. Если умру, то ты получишь их после окончания этой проклятой войны. Так я уже распорядился и написал в завещании, что они принадлежат тебе, если только не будет жив твой отец… Зося, — сказал старик мягче, — это все твое состояние, все, что осталось тебе от отца. Посмотри, что делается в мире. Ты еще вспомнишь мои слова. Перед смертью старый человек видит далеко. Твои друзья, как неоперившиеся птенцы, барахтаются в своем родном гнезде и совсем не думают о будущем родины. Я знаю, после войны никого из аристократов Пшетоцких не останется в Пшетоке. Но останутся поляки, которые будут строить новую Польшу. Ну хорошо, хорошо, не плачь, успокойся. Передай им, чтобы они сами пришли ко мне.

Клос решил, что оставаться дальше в этой конторке нет смысла. Быстро вышел из нее и запер за собой дверь. Все здесь должно остаться как было. Он скоро вернется сюда.

От площадки еще одна лестница вела вверх. Она, на счастье, не скрипела под ногами. Разведчик вспомнил, что в его комнате есть маленькая дверь, через которую можно попасть на чердак мансарды. Он уже побывал там и выяснил, что чердак мансарды не соединен с чердаком дома. Как же попасть туда? Клос начал спускаться вниз и тут увидел приставленную к стене деревянную лестницу. Значит, с чердака можно попасть на чердак дома с помощью приставной лестницы. Вскоре разведчик оказался на общем чердаке дома. Пригибаясь, протискиваясь между какими-то сундуками, чемоданами, кипами старых газет, он