разоблачили. Какая ты медсестра из Гамбурга?!
— Мои документы в порядке, — ответила Анна-Мария.
— Конечно, в порядке, ты заранее об этом позаботилась! Все вы теперь в порядке. Притихли, как овечки… — Инга хотела еще что-то добавить, но в эту минуту послышался стук в дверь. Стук был ненастойчивый, тихий, даже несмелый, однако все примолкли, убежденные, что сейчас произойдет самое худшее…
— Откройте, господин Шенк, — проговорила наконец Анна-Мария.
— Почему именно я? Лучше будет, если женщина…
Инга с презрением посмотрела на них и вышла в прихожую, чтобы открыть дверь. Время тянулось бесконечно долго. Наконец они услышали голоса, а потом на пороге, опираясь на плечо Инги, появился молодой мужчина, небритый, в изорванной и грязной одежде. Все с облегчением вздохнули. Этот человек, кем бы он ни был, не показался им грозным и опасным. Однако все понимали, что его присутствие в доме может принести им беду. Молодой человек с трудом выпрямился, встал по стойке «смирно» и вскинул руку в гитлеровском приветствии.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул он.
Все промолчали, хотя еще три дня назад каждый из них ответил бы так же.
— Что вы хотите? — спросил Шенк неуверенным голосом.
— Увидел вывеску: «Аптекарь Густав Ринг», — ответил мужчина. — У меня уже нет сил идти дальше. Сегодня вторник?
— Нет, четверг, — ответила Инга, пристально всматриваясь в лицо незнакомца. В нем было что-то особенное, что вызывало доверие. Девушка подумала, что этот человек, видно, не из трусливых.
— Потерял ориентировку во времени, — тихо проговорил он. — Если четверг, то вот уже десять дней, как я только ночами пробираюсь, словно разбойник…
— Кто вы? — Голос Шенка прозвучал уже тверже, однако незнакомец в упор посмотрел на него, и Шенк трусливо отвел глаза.
— Кто я такой? — переспросил пришедший. — Если бы меня схватили русские, то не задавали бы такого вопроса. Они давно в городе?
— Здесь не только русские, но и поляки, которые разыскивают таких, как вы. Если вас обнаружат в нашем доме, то это принесет нам большое несчастье. Пожалейте хотя бы этого ребенка, — указал Шенк на Ингу.
— Обо мне можете не беспокоиться! — выкрикнула девушка.
Мужчина приблизился к Шенку и пристально посмотрел на него.
— А вы кто такой? Имя, фамилия? — спросил он повелительным тоном, как человек, который привык отдавать приказы и получать точные ответы.
Шенк выпрямился, встал по стойке «смирно»:
— Шенк. Вильгельм Шенк.
— Вы что, не немец?
— Нет, я немец.
— Тогда покажите, как приветствуют порядочные немцы! Ну, я жду! — Это была не просьба, а приказ.
Шенк пристукнул каблуками и выкрикнул:
— Хайль Гитлер! — Теперь он входил в свою роль и казался другим человеком.
Берта также была взволнована. Заискивающе пододвинула незнакомцу стул и предложила поесть.
Настроение у всех изменилось. Грохот моторов и голоса, доносившиеся с улицы, казались теперь не такими страшными. Только на губах Анны-Марии Элькен застыла ироническая усмешка. Она с интересом приглядывалась к прибывшему незнакомцу.
— Допустим, — проговорила осторожно Анна-Мария, — что мы примем вас и окажем гостеприимство…
— Почему ты за всех говоришь? — прервала ее Инга.
— А ты что, хочешь на улицу его выгнать?
— Нет.
— Тогда сиди тихо. — Анна-Мария снова обратилась к незнакомцу: — Однако мы хотели бы знать, с кем имеем дело и кому собираемся помочь…
Берта поставила на стол тарелку с супом, и мужчина с жадностью набросился на еду. Молча он выскреб остатки супа с тарелки и повернулся к Анне-Марии.
— Во-первых, — проговорил он тихо, но настойчиво, — кто вы такая и как вас величать?
— Она медсестра из Гамбурга! — выкрикнула неожиданно Инга.
Анна-Мария заколебалась, потом решительно встала и, пристально посмотрев на незнакомца, доложила:
— Анна-Мария Элькен, оберштурмфюрер СС. Последнее место службы — главное управление имперской безопасности.
Мужчина не спеша вытер губы салфеткой.
— Капитан Ганс Клос, офицер контрразведки при штабе 175-й дивизии.
— В нашей группе армий, — утвердительно сказала фрейлейн Элькен.
— Оказывается, вы неплохо информированы.
— Совершенно верно. Почему же вы в таком виде и откуда пробираетесь?
— Это что, допрос? — Клос усмехнулся. — Мы попали в окружение, десять дней плутали по лесу, подвергая себя смертельной опасности, с трудом пробивались к своим. До Одера — в мундирах, а потом — кто как мог и каждый в отдельности на свой страх и риск.
— И конечно, случайно оказались в этом доме?
— В доме, где в настоящее время тоже достаточно опасно, — вмешался в разговор Шенк.
— Полковник Гельмут Ринг служит там же, где и я, так у кого же, как не у его родственников, я мог искать укрытия? Этого достаточно?
— Вы знаете моего дядю? — спросила Инга.
— Знаю. Это преданный фюреру офицер.
Инга неожиданно сорвалась с кресла и с презрением посмотрела на незнакомца.
— Преданный! — крикнула она. — Вы говорите, что он преданный офицер?! Все вы одинаковы! Трусливые зайцы!
— Ты не имеешь права так говорить о своем дяде! — повысила голос Берта.
— Не имею права? — Инга уже теряла самообладание. — Ты считаешь, что стрелять в старых немецких женщин — достойное занятие для преданного офицера и настоящего мужчины?
— Что ты плетешь? Кто тебе это сказал? — В голосе Шенка прозвучала нескрываемая угроза. — Твой дядя никогда не стрелял в женщин.
— Стрелял! Стрелял в старую женщину! В немку! — прокричала Инга, пятясь к стене. Ее охватил страх. Шенк, Берта, Анна-Мария грозно приближались к ней.
— Кто тебе это сказал? — Шенк схватил ее за плечи.
— Говори все, что знаешь! — В голосе Анны-Марии появились металлические нотки.
— Скрываешь от нас какую-то тайну! Лжешь или фантазируешь… — послышался сердитый голос Берты.
— Нет! — прокричала Инга. — Я не лгу. Он стрелял в замке Эдельсберг… — И тут же замолчала, ибо поняла, что сказала слишком много лишнего.
Но они все наседали на нее и засыпали вопросами. Инга молчала, прижатая к стенке. Клос, который с безразличным видом стоял в стороне, вдруг приказал, не повышая голоса:
— Прекратите этот унизительный допрос!
Все с удивлением повернулись к нему.
— Прошу вас, господин капитан, не вмешиваться! Это наше семейное дело! — выкрикнул Шенк.
— Я сказал вам: прекратите этот унизительный допрос, — повторил Клос. — Инга никому не раскроет своей тайны. Правда, Инга?