завод. Я подключил дополнительный провод…

— Немедленно уничтожьте его! — приказал Бруннер.

— Что?

— Выключить всю сеть минирования! — крикнул штурмбанфюрер, чувствуя под лопаткой холодное прикосновение пистолета.

Близкий взрыв потряс стены; в окно влетели клубы дыма и пыли. Короткие автоматные очереди затрещали во дворе завода. Бруннер зашатался, немного отклонился в сторону, и Альфред Кроль увидел пистолет в руке человека, о котором знал, что он враг Германии.

— Предатель! — закричал он. — Предатель! — Выхватил из кармана пистолет, который несколько минут назад получил от начальника охраны завода, и, не целясь, выстрелил в Клоса.

По коридору уже бежали эсэсовцы!

— Здесь поляк! — кричал Альфред Кроль. — Поляк!..

Бруннер подбежал к окну, выбил стекло и скрылся в темноте заводского двора.

Альфред Кроль, уже не глядя на Клоса, подошел к сейфу, достал из кармана ключ. Через минуту он соединит провода — и все, наступающие и обороняющиеся эсэсовцы и рабочие, будут погребены под развалинами завода. Клос с трудом поднялся с пола. Он не чувствовал боли, не слышал взрывов гранат, только видел спину Кроля и тяжелую дверцу сейфа… Правая рука его висела безжизненно. Левой рукой он потянулся к пистолету, лежащему на полу, и вдруг Кроль резко обернулся. Клос бросился на него, нанес удар. Кроль отчаянно сопротивлялся…

Наступающая польская пехота уже достигла заводского двора. Автоматные очереди сметали с пути эсэсовцев. В проеме разбитой ограды показался танк Т-34. Атакующие группы солдат уже проникли в главный цех завода.

Эсэсовцы упорно оборонялись, отстреливаясь до последнего патрона. Толпа рабочих атаковала их внутри цеха…

Огнивек и Левон, отобрав пистолеты у немецких инженеров, пытались пробиться к кабинету Глясса. В дыму и пыли они не различали лиц, видели только мелькающие тени, которые мгновенно исчезали в полумраке… Вбежав в кабинет, они увидели открытую дверцу сейфа, провода и инженера Кроля, который, лежа на полу, пытался дотянуться до пистолета. Но тщетно… Клос выбил оружие из его руки. Тогда Кроль из последних сил вскочил и бросился к сейфу. Левон выстрелил. Кроль словно повис в воздухе, как будто преодолевая невидимое препятствие, и через секунду безжизненно рухнул на пол. Это был последний выстрел в битве за завод.

В кабинет Глясса уже входили солдаты в польских мундирах. Вбежал молодой капитан. Он с удивлением смотрел на Клоса, который при помощи Левона и Огнивека поднимался с пола.

— Кто это? — спросил он.

Ему не успели ответить. В кабинет вошел полковник. Капитан вытянулся перед ним, пытаясь доложить, но тот только махнул рукой.

— Оставьте нас одних! — приказал полковник.

— Я думаю, — с трудом произнес Клос, — что теперь смогу наконец снять этот проклятый мундир.

Полковник подошел к окну.

— К сожалению, мы еще не поймали Бруннера, товарищ Клос, — произнес он.

Войска шли на запад. 16 апреля 1945 года одна из дивизий Второй армии Войска Польского форсировала Нысу Лужицкую. Танки двигались в направлении Дрездена, а на восток тянулись толпы пленных. Война продолжалась. Дивизии СС упорно сопротивлялись, в штабах вермахта еще думали о контрударах, которыми надеялись задержать наступление русских на Берлин. Фельдмаршал Шернер готовил контрнаступление немецких войск на северном участке фронта.

В небольшом немецком городке размещался штаб Второй армии Войска Польского. На центральной площади были поставлены дорожные указатели: «На Дрезден», «На Будишин».

Грузовики с солдатами проезжали мимо остовов подбитых немецких «тигров», вмятых в землю противотанковых орудий и обгоревших машин, двигаясь на запад по шоссе, извивавшемуся в горах, как белая лента.

Из окна домика, расположенного неподалеку от дороги, были хорошо видны шоссе, панорама городка и темный массив леса, в котором еще гремели бои.

Офицер в звании майора отвернулся от окна и посмотрел на пленного, которого допрашивал. Допрос длился уже несколько часов. Майор чувствовал усталость, но, когда задавал вопросы по-немецки и замечал в глазах пленного боязливое удивление, его охватывала особая радость, какой в штабе армии никто, кроме него, не мог испытывать.

После стольких лет ношения немецкого мундира он мог наконец быть самим собой. Не играть, не притворяться, не бояться, что его может выдать неверный жест, неосторожно оброненное слово.

Пленный сидел на стуле, ожидая вопросов. Это был немецкий офицер в чине капитана, по фамилии Бролль, и если бы майор назвал свою фамилию, которую носил в вермахте, и сказал бы: «Я — Ганс Клос», то оказалось бы, что где-то они встречались и у них есть общие знакомые. Капитан Бролль служил в абвере и мог дать важную информацию. Майор Клос должен быть деликатным и терпеливым.

Этого же мнения придерживался и сидевший за столом полковник, изнывавший от жары. Расстегнув китель, он вытирал с лица пот. Стояли на редкость теплые апрельские дни.

— Повтори вопрос, — обратился он к майору.

— Спрашиваю еще раз, — строго произнес майор, — где Ринг спрятал документы?

Бролль молчал. На его лице появилась усмешка. Он провел ладонью по заросшим щекам.

— Господин майор говорит по-немецки, как…

— Говорю как умею, — прервал сухо майор и подумал: «действительно ли этот Бролль не знает, где спрятаны документы, или притворяется?» Ответы Бролля казались искренними, однако он мог просто тянуть время. Майор знал, что люди абвера, если это необходимо могут вести искусную игру.

Капитан Бролль в это время пытался понять, какое значение для польской разведки имеют документы Ринга — архивы абвера во Вроцлаве.

Майор не раз слышал о полковнике Ринге, когда находился на разведывательной службе в абвере. Ринг занимался подготовкой агентов, которые должны были остаться в Польше, хорошо законспирироваться и ждать приказа действовать. Клосу необходимо было добыть из архива абвера списки этих агентов и установить место их пребывания.

— Клянусь, мне ничего не известно об этих документах, — повторил еще раз Бролль.