Панталльда подняла ленту над головой и простым движением подкинула ее вверх. Лента взвилась в воздух — теперь она жила своей жизнью. Девушка сорвалась с места, закружившись в прекрасном танце. Цекай не могла уследить за ее молниеносными и красивыми движениями. Она была кондра: у нее был длинный хвост с кисточкой и двупалые ноги. Но это не выглядело нелепо: девушка танцевала так, словно была самим воздухом. Лента опустилась вниз, но Панталльда не подняла ее и не подбросила снова. Лента словно случайно упала на плечо танцующей девушки, а потом снова полетела. Панталльда и лента разбегались в разные стороны, танцуя каждая свой завораживающий танец. Движения ленты были полны тоски и печали, а девушка неукротимо неслась по земле, откидывая с лица черные волосы: она говорила о счастье, о надежде, об искренней радости. И в те недолгие мгновения, что она словно ненарочно соприкасалась с алой лентой, возникала хрупкая гармония между счастьем и печалью, символизировавшая собою всю жизнь в целом. Потом они отлетали друг от друга и метались каждая в своей неповторимой и прекрасной агонии. Затем снова страстно бросались друг к другу и опять гневно разрывали свои объятия. Неожиданно их полет прекратился. Лента и девушка словно устали от танца, устали от всего. Панталльда замедлила свои движения, а лента замерла в небе. Девушка впервые за весь танец протянула к ленте руку, но та гордо отвернулась от нее. Но силы покидали их обеих. Теперь каждая осознавала, как они нужны друг другу, но было уже поздно. Девушка медленно опустилась на пол, а лента последние мгновения еще извивалась над землей, словно змея, желая обмануть свою судьбу. Но вскоре и она коснулась чистейшего стекла, дотронувшись до своего кровавого отражения. Девушка из последних сил подняла голову, отчего по ее шее покатились маленькие капли сверкающего пота. Она хотела только одного — увидеть в последний раз свою алую ленту, а та всем своим телом тоже повернулась к ней, сломив свою гордость, и потянулась одним концом, выражая этим простым жестом бесконечную скорбь. Девушка улыбнулась. Глаза ее засверкали от радости, а по щекам полились слезы счастья, отчего лента тоже словно заплакала, бросая на стекло слезы боли. А потом и девушка, и лента безжизненно упали на гладкую холодную поверхность и так и остались лежать на льде бесчувственной смерти…
Цекай не смела пошевелиться. Она пораженно смотрела на девушку и простой кусок ткани, оживший на несколько мгновений, чувствуя, как с подбородка срываются и летят вниз горячие, обжигающие слезы.
Глава 13
Ущелье
Цекай стояла рядом с Граудом и привязывала к седлу сумку. За время своего предыдущего путешествия она уяснила одну вещь: неудобно скакать на единороге с ношей в руках. Посох был прикреплен к пренсоэру так, чтобы не задевать Грауда.
Утро было теплое, свежее. Солнце только начало робко показываться из-за горизонта. Будь ее воля, Цекай бы еще долго спала. Но Юрия решила отправиться в Саалл рано утром. Цекай все еще не отпускало чувство какой-то нереальности происходящего, преследующее ее со вчерашнего вечера. Слишком много информации вылилось ей на голову холодным душем, и она никак не могла прийти в себя от этого.
Юрия попросила Цекай надеть седло на Рину, пока она «отправляет письмо». Девушке очень хотелось узнать, как на Силане обстоят дела с почтой, но она безропотно завязывала узелки на лошади. Та смотрела на нее настороженно, словно в любой момент ожидала от Цекай какой-нибудь оплошности. Вскоре, когда все было закончено, девушка отошла назад, любуясь проделанной работой. Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь научится седлать лошадей.
Вскоре показалась и Юрия. Лицо у нее было счастливым. Цекай подумала, что это, возможно, от того, что все взятые ею вещи поместились в рюкзак.
— Отправила, — сказала она.
— Как?
— Голубем, — просто ответила она.
— А разве голубь доберется до Саалла раньше нас? — подумав, спросила Цекай.
— Это же голубь!
Юрия стала привязывать свою сумку к седлу Рины. В это время показался Курой, за ним следовал тот белый единорог с коричневой гривой, которого Цекай видела несколько дней назад. Он был выше Грауда, но ноги у него были тоньше.
— Зриил? — посмотрела на единорога Рина.
Зриил кивнул ей, а также всем остальным. Курой тоже приветливо помахал рукой. Пока они с Юрией обсуждали путь до Саалла, Цекай решила залезть на единорога, опасаясь, что за дни, проведенные в городе, забыла, как это делается. Как ни странно, ее тело, словно запомнив движения, легко переместилось на Грауда. Девушка удивленно выпрямилась в седле, чувствуя какую-то гордость за саму себя.
Вскоре Юрия и Курой договорились о какой-то «дороге». Цекай, правда, плохо поняла, что они имели в виду, но это не вызвало у нее интереса. Когда все оседлали единорогов, Рина, Грауд и Зриил медленно направились к воротам. У башни сидел какой-то немного помятый человек, но он уверенно вскочил на ноги и открыл им ворота. За всем этим из верхнего окна наблюдал паренек, которого Цекай видела пару дней назад.
Ворота за ними медленно захлопнулись. Девушка печально посмотрела на Пентакарр. Этот город ей понравился. Он был надежным и безопасным, но при этом каким-то загадочным. Вероятно, это было связано с особенным рельефом местности, в которой он находился: в нем было много ступенек и холмов. В любом случае, девушке было немного жаль его покидать.
Единороги уверенно мчались вдаль. Юрия с улыбкой смотрела вперед, а Курой, повернув голову, мрачно оборачивался на город, тающий в утренней дымке. Потом он надел наушники от плеера и отвернулся от Пентакарра.
Насколько поняла Цекай, цель сегодняшнего путешествия — пересечь особенно высокий горный хребет
