С темнотой Звонарёв отправился на передний край обороны, чтобы ознакомиться с целями, которые ему предстояло разрушить утром. По дороге неожиданно встретил Варю с Зоей Сидориной и Анелей. Они направлялись на передний край обороны, чтобы развернуть передовой перевязочный пункт.

– Не слишком ли ты торопишься? – усомнился Звонарёв. – Наше положение ещё далеко не прочное. В случае контратаки немцев ты попадёшь к ним в плен: переправиться через Стоход днём невозможно, равно как невозможна эвакуация раненых.

– Тем более мы должны находиться на том берегу реки, – ответила Варя.

Стали подыскивать подходящий блиндаж для перевязочного пункта. Блохин, успевший хорошо познакомиться с местностью, предложил занять блиндаж штаба полка. когда Варя зашла в блиндаж, её встретил недовольный взгляд командующего полком. Полковник сухо справился, как сюда попала Варя и что, собственно, ей здесь надо. В тон ему, так же холодно и спокойно, Варя ответила, что она прибыла на передовую, чтобы развернуть в блиндаже перевязочный пункт, и предложила штабу немедленно очистить помещение.

– Кажется, начальник здесь пока я, а не Вы, и все делается не по Вашим, а по моим указаниям. Штаб останется здесь, а Вы подыщите себе другое помещение. Прошу Вас выйти отсюда, – раздражённо проговорил полковник.

– Вы упускаете из виду, господин полковник, что перевязочный отряд по приказу должен располагаться за рекой, но, чтобы иметь возможность сразу оказывать помощь раненым, госпожа Звонарёва и с ней две сестры на свой страх и риск решили здесь развернуть перевязочный пункт. Мы должны быть им только благодарны, – возразил появившийся в блиндаже Сидорин.

– Вы собираетесь меня учить, подпоручик? – повысил голос полковник.

– Никак нет. Я только напомнил Вам, то, о чём, вероятно, догадались и Вы сами. Тем более, что госпожа Звонарёва жена офицера-артиллериста, а сестра Сидорина – моя жена, – ответил Сидорин.

Узнав об этом, полковник сбавил тон:

– Ну хорошо. Уступаю им блиндаж, но только временно. Пускай подыщут себе другое помещение, – милостиво разрешил он.

– Я отсюда никуда не уйду, как бы это ни хотелось полковнику, твёрдо заявила Варя.

– Господин полковник, имейте в виду, что госпожа Звонарёва работала в санпоезде императрицы Александры Фёдоровны, – напомнил Сидолин.

– По-видимому, нам всё-таки придётся уходить отсюда! Неловко как-то занимать целый блиндаж для штаба, а раненых заставлять ютиться в развалинах. Тем более каждый из нас может оказаться пациентом госпожи Звонарёвой, – напомнил адъютант полка.

В блиндаж вошёл Хоменко. Увидев Звонарёву, он по-родственному тепло с ней расцеловался.

– Как всегда, моя доню, Вы стремитесь быть поближе к раненым и готовы рисковать собой, – проговорил он. – Ото мои сынки обрадуются, как узнают, что Вы опять с ними.

– Насилу отвоевала у штаба этот блиндаж для раненых, – не замедлила пожаловаться Звонарёва генералу.

Заметив генерала, гвардейский полковник поспешил ему представиться.

– Так это Вас прогнали отсюда? И поделом. Надо было самим догадаться уступить блиндаж госпоже Звонарёвой, – укоризненно произнёс Хоменко.

– Полковник этот из фон-баронов, – шепнул Варе на ухо Сидорин. Солдат за людей не считает. Ему долго не уцелеть. Подстрелят при первой же возможности.

– И правильно сделают, – произнесла Варя.

Как только помещение было очищено, Варя и сёстры принялись за уборку. Сидорин прислал им на помощь несколько солдат.

С наступлением дня снова началась канонада. Тяжёлые гаубицы старались на пределе дальности разрушить третью оборонительную полосу немцев. Десять рядов проволочных заграждений сохранились почти везде, уцелела и огневая оборона. Лёгкие пушки, выдвинутые к самому переднему краю, пытались разбить пулемётные гнёзда, но это удавалось им плохо. Пехота не рисковала атаковать уцелевшие немецкие позиции. Только на левом фланге, на участке дивизии Хоменко, удалось продвинуться вперёд и частично даже захватить небольшие участки третьей полосы обороны. Нужно было общее усилие, чтобы прорвать её и выйти в тыл немецким укреплениям. В этом заключалась задача гвардейских полков.

Борейко приказал всем тяжёлым батареям до предела усилить огонь. Немецкие укрепления вновь окутались дымом и пламенем разрывов крупных снарядов. Первая гвардейская пехотная дивизия ринулась в атаку, за ней двинулись вторая и третья. Гвардейские стрелки временно оставались в резерве.

Как только пехота вплотную подошла к третьей полосе обороны, немцы открыли бешеный фланговый огонь, скашивая передние роты гвардии. Они полегли перед проволочными заграждениями.

Тяжёлые русские батареи открыли огонь по замеченным узлам сопротивления, а лёгкие батареи прямой наводкой старались уничтожить огневые точки, но меткость тяжёлых батарей из-за большой дистанции была плохая, а лёгкие пушки, попадая под перекрёстный огонь немецких батарей, гибли одна за другой.

Потери росли с каждой минутой. Солдаты торопились отойти на вторую полосу обороны и здесь найти укрытие от свинцового ливня.

Полковник Преображенского полка, так нелюбезно встретивший Варю, был доставлен для перевязки. Рана была поверхностная, в шею. Варя сразу поняла, что полковник был ранен сзади. Варя густо смазала рану йодом, наложила швы и предложила дотемна пробыть в перевязочном пункте. Но полковник требовал немедленной отправки его на другой берег. Переправу бомбили из самолётов, и никто из санитаров не хотел рисковать ни своей жизнью, ни жизнью раненых. Полковник обещал крупную награду тем санитарам, которые его немедленно эвакуируют. Наконец нашлись двое охотников. Они вынесли полковника из блиндажа, и почти тут же он был вторично ранен осколком разорвавшегося вблизи снаряда. Окровавленный, с перебитой рукой, он вновь попал к Варе на операционный стол. Кость руки была раздробленна, но полковник не согласился на ампутацию, как его не уговаривала Варя. Его перебинтовали и положили в угол блиндажа, чтобы с наступлением темноты переправить через Стоход.