— Вот именно ваш великодержавный шовинизм и может погубить Россию… Советский Союз уже прохлопали… Когда Ельцин, Кравчук и Шушкевич подписали в Беловежской Пуще бумаги о выходе России, Украины и Белоруссии из состава СССР! И ведь здесь они сыграли на вашей великодержавности! Мол, мы сами по себе! И спокойно проживём без Союза! А остальные — как хотите … Ведь тогда нас всех обвели вокруг пальца, как детей маленьких… А вы ещё хорохоритесь и петушитесь… Мы да мы…

Говорил я хоть и сгоряча, но зато от всей души… Видать, наболело…

— А вот за петухов придётся ответить! — с важным апломбом заявил Засада.

— Ты тут к словам не цепляйся! — строго осадил его я. — Не в балагане находишься…

Сейчас мы… «Почти все»… Будто бы в прежнем составе находились в палатке разведроты 166-ой бригады и дружно пили горькую… Поминали начальника разведки и его верного связиста… Их тела перед ужином наконец-то загрузили в вертушку… И погибшие наши товарищи отправились в свой последний путь…

Мы долго смотрели вслед улетающим… Боевым соратникам… Но бортовые огни исчезли, шум винтов стих вдали… И мы решили собраться на прощальную тризну… Скоро должны были подойти Скрёхин и Волженко, но они слегка задерживались…

Уже сама по себе заканчивалась третья бутылка на шестерых, но в боекомплекте имелось ещё четыре… На мой взгляд почти трезвенника… Мы и так уже выпили достаточно, но это пока не ощущалось. Водка никак не брала наши взбудораженные потерями командирские натуры… Военные, так сказать, особенности. Зато языки наши работали с неимоверной легкостью и поразительной скорострельностью. Мы уже успели перемыть косточки всем чеченским боевикам во главе с генералом Дудаевым, досталось затем на орехи и нашим начальничкам… Но аппетиты всё росли, а головы оставались у всех, естественно, очень ясные… И теперь мы добрались до глобальнейших российских проблем… Если их так бурно и навязчиво обсуждают умники и умницы сидящие в телевизионном ящике, то почему бы и нам не почесать языки на эти же темы?!.. Только вот мы были гораздо откровеннее и смелее… Ну, и честнее!

— Не цепляйся к словам, Стас!.. — повторил я после коротенького молчания, пока все принимали вовнутрь и теперь закусывали…

— А что такое? — то ли глумился, то ли издевался Гарин. — Говори-говори… Мы тебя слушаем…

— Спас-сибо!.. За разрешение… Только вот его мне и не хватало!.. — съязвил я в ответ. — Хохляндию мы уважаем, конечно, но… Ведь не мы съели всё ваше сало… И вас не учим как нужно жить… Так и ты здесь не выгрёбывайся!

— И тут Остапа понесло! — засмеялся Пуданов. — У Алика после третьей стопки…

— Правильно! Болтун нападает… — закивал я светлой пока ещё головой. — Иваныч! Дай пять! Отлично! Ну, вот скажи, разве я не прав?

— В чём? — продолжал веселиться ротный. — В том, что Стас к словам придирается?.. Или в том, что Советский Союз просрали?..

— И там, и там! — утвердительно произнёс я. — Ну, Засада, как и все иностранцы в России, делает исподтишка свою работу! И сбивает с толку умных людей, которые переживают за нашу страну… А Советский Союз…

— Алик, ты дуба дал что ли? — всерьёз обиделся Гарин. — Да я после училища в России остался, на Украину не поехал… У меня жена русская… А ты меня в иностранцы записал…

— Мин-нуточку! Просто здесь платили больше!.. А я тебя сейчас вот о чём спрошу… — с жаром говорил я. — Ты где родился? На границе каких областей? Харьковской и какой?..

— Да какая разница где я появился на свет? — Стасюга уже контратаковал. — Ты на себя-то посмотри! Ты сам-то где родился?

— В Узбекистане… — невозмутимо констатировал я. — А что тут такого?

— Да вот то-то и оно! — проворчал Засада.

— Но-но! Все мои корни в России! — твёрдо заявил я. — Когда моего прадеда в тридцатые годы раскулачили… Он успел почти всех своих детей по родственникам ближайшим попрятать!.. Большая семья у него была! Все работали… Посторонних нанимали только в сенокос и на уборку хлеба… а в остальном сами справлялись… Мой прадед своими руками мельницу построил и зажил ещё лучше… Поэтому его и записали в кулаки… Всё и отобрали… Конфисковали, так сказать, в пользу государства… Секретарь сельсоветский — его дальняя родня, успел предупредить, что утром к нему придут… Вот он и успел за ночь всех девятерых детей отправить в соседние деревни… Два старших его сына со своими жёнами уперлись и ни в какую не захотели оставлять прадеда и прабабку… Так утром всех оставшихся и забрали… Грудные дети старших его сыновей в дороге померли… Первыми!.. А остальные уже… Там… Из всех арестованных выжил только самый первый его сын…

— Ну, а ты как в Узбекистане оказался? — всё также нахально спросил Засада.

Я вытер кулаком набежавшие слезинки и продолжал уже голосом поспокойнее.

— а мою шестнадцатилетнюю тогда бабку посадили на поезд и отправили к дяде, который работал железнодорожником на станции между Самаркандом и Бухарой… У него она и оставалась первое время. Затем вышла замуж и родила там же двух дочек. Потом война… Мой дед, то есть её муж, призвался в армию, командовал взводом в учебном полку в Сибири, потом их всех отправили в Сталинград… После ранения он приезжал в отпуск к бабке… Погиб в 44-ом… В Белоруссии… Тогда в бою вся его рота полегла… Похоронки некому даже было отправлять… Вот их всех и записали в пропавшие без вести. А тогда таких не жаловали, И приравнивали к дезертирам… Никаких пайков, никаких пособий на семьи пропавших без вести не выдавали… Вот и пришлось моей бабке одной поднимать на ноги двух малых дочек… И только в пятидесятых годах ей назначили пенсию… За погибшего на фронте мужа…

— А что, родственники не помогали? — спросил молчавший до сих пор пехотный капитан.

— А кто? — горько усмехаюсь я. — Они же раньше жили в Пензенской области… Деревня Кобылкино, райцентр каменка… Когда прадеда репрессировали, то всех его детей поразбросало по всей стране… Они и переписываться даже боялись поначалу… Да и с кем? Адресов-то не знали, а писать пензенской родне не хотели, чтобы не подставлять их под удар… Тогда же страх какой был! Это уже после войны стали постепенно узнавать… Одна сестра оказалась в городе Красный Луч…

— О-о!.. Да это по соседству со мной! — оживился Стас. — Ворошиловградская… То есть, Луганщина…

Но я не обращаю на него внимания и перечисляю дальше:

— Другая сестра жила в Астрахани. Третья, как выяснилось, поблизости — под Ташкентом… А два брата её погибли на фронте… Вот и всё! Об остальных не знаем до сих пор! Да и про её мужа, моего деда, стало нам известно только в 89-ом году… Раньше писали запросы в архивы, но оттуда ни отказа не приходило, ни подтверждения о том, что он значится в списках погибших… И только потом, когда все архивы открыли, пришёл официальный ответ, что дед погиб в 44-ом году в Белоруссии и покоится в общей братской могиле в деревне такой-то… Надо бы съездить, но никак не получается…

— Надо выпить! — просто и естественно сказал Иваныч. — За всех погибших на фронтах, умерших от ран в госпиталях и скончавшихся дома от болезней…

— И за пропавших без вести! — добавил я, перебив речь ротного. — О смерти которых не знают ничего…

— За всех солдат и командиров Великой Отечественной войны! — закончил Пуданов и встал. — Вечная им память!

За всех наших боевых предков выпили стоя и в полной тишине…

— А-ах! — с чувством выдохнул командир роты и сел на своё место. — Хорошо пошла!..

Никто не сказал ему слова против… Водка была выпита всеми до самого дна. Хоть и с трудом, но я тоже осушил свою стопку до последней капли… Память обязывала…

— И возвращаясь к Советскому Союзу… — продолжил я. — Ведь его можно было сохранить как одно