шагов и застыла. Человек поднял глаза – у Максима побежали по коже мурашки. Еще никогда ему не приходилось видеть столь белого лица. Жизнь под землей, где нет красок и цветов, даже света, обесцвечивает самого человека, делает его похожим на какую-нибудь бледно-прозрачную глубоководную рыбу. Глаза человека горели в темноте. Нет, он не был альбиносом, иначе они светились бы красным. Глаза бездонной чернотой зияли на снежном лице, но на дне этой всеохватывающей черноты зрачков тлели угли, как бы подсвечивая их. Принято думать, что черный цвет не может светиться. Прямые длинные локоны черных волос окаймляли узкий вытянутый овал, некоторые спадали длинной редкой челкой по лбу, дробя единые тонкие черты портрета, как битое стекло.

– Здравствуй, Александр Андреевич, долго же мы с тобой не виделись, – едва пошевелив обескровленными губами, проговорил человек.

– День добрый, Иван Фролович. Видишь, мы теперь как вы. Поскольку ты здесь главный, может, скажешь сразу, что нас ждет теперь?

– Вы… – лицо человека пронизало взглядом всех стоявших перед ним, – голодны?

– Не тяни, прошу. Я не мастак понимать иносказания.

– Вы хотите есть? – спокойно переспросил человек с фонарем.

– Сегодня мы еще не ели, если для происходящего это имеет какое-нибудь значение.

– Спускайтесь. За мной.

Он развернулся и уверенным неторопливым шагом пошел в обратную сторону, приглашая остальных за собой жестом. Он был очень худ, вокруг его щуплого тела плащ был весь иссечен продольными складками. Но удивительнее всего была в нем несгибаемая ничем осанка. Он держался абсолютно прямо, хотя можно было только догадываться о том, сколько лишений пришлось ему перенести за всю жизнь. О возрасте Максим не мог сказать ничего. Лицо было настолько непривычным для обычного восприятия, настолько даже несколько нечеловеческим, что о возрасте и правда ничего нельзя было сказать.

Развернулись и начали спускаться по пологой лестнице, вырубленной прямо в кимберлитовой породе. Истертые ступени были частично обрамлены в деревянную опалубку. Вот и дно – снизу насыпь выглядит как неровная отвесная скала с явными следами исполинских зубов, как будто в нее на самом деле вгрызались. Это были следы многочисленных кирок, которые когда-то давно, в начале двадцатого века, освобождали пространство от алмазоносной породы, практически с каждым ударом прибавляя по камню в монастырскую ризницу.

Максим проходил мимо столбов, упирающихся вершинами в десятиметровую толщу гранита, уходящих корнями в бугристое дно. Страшно было подумать, какого размера каменная глыба нависает над головами всех, находящихся под куполом гранитной плиты. Квадратные по своей форме столбы последнего ряда перед стеной, на которой висели фонари, обросли с четырех сторон трехэтажными нарами бывших обитателей бункера. Они же как раз собрались в один круг, встречая непрошеных и никак нежданных гостей. Максиму на секунду стало дурно – ему померещилось, что он среди какого-то сборища призраков, настолько бледны были люди, в окружение которых он попал.

– Садитесь! – пригласил их провожатый, – кто теперь осмелился назвать себя хозяином монастырского подземелья?

– Те, от кого вы и прятались. ФСБ России.

– Тогда почему вы здесь, а не в обычной тюрьме?

– Есть и там люди со схожими с нами интересами, только посильнее будут, – пояснил Александр Андреевич.

– А где остальные? Неужели всех кроме вас перестреляли?

– Всех.

– Что ж, Царство им Небесное…

На минуту молчание повисло в воздухе.

– Что это за молодой человек? – спросил Иван у Александра Андреевича, указав на Максима.

– Это… долго объяснять, но он не наш и не их, он был у нас в плену, а потом в плен попали все мы разом.

– Вы пожираете друг друга. Кто-нибудь придет и после них. Тогда с ними тоже здесь поговорим, в этом гроте.

– Что будет с нами?

– То же, что и с нами, если с нами что-то будет. Возьмите.

В гроте пришло время завтрака, а может быть, обеда, в общем просто время поесть. Судя по вкусу, это был растворимый суп из пакетика с обильным добавлением макарон. Варили в двух больших тяжелых котлах, оставшихся здесь, видимо, со времен монастырского освоения подземелий. Ели вместе. Молча. Перед тем как в ненарушаемой до этого тишине зазвучал семидесятиголосый ксилофон мисок я алюминиевых ложек, человек, встретивший пленников, произнес молитву. Александр Андреевич и пятеро уцелевших в перестрелке недоуменно переглядывались. Максим устало смотрел в одну точку: ему уже было все равно, казалось, что здесь он и останется, бесконечные перемещения и неразбериха в его жизни закончатся хоть как-то, что само по себе внушало спокойствие и выпускало наружу усталость. На стенах плясали тени от неровных огоньков бензиновых ламп, которые тоже выглядели антикварными.

– Можно один вопрос? – раздался голос одного из бледных жителей грота.

Головы прежних хозяев монастырских алмазных копей повернулись в его сторону.

– Где она?

– И она, – раздался другой голос.

– Они… – один из сидящих рядом с Александром Андреевичем опустил голову, – они там… там, где и все.

Больше вопросов и разговоров не было. Максим услышал несколько глубоких вздохов. Молча трапеза продолжалась. Сверху послышался скрип открываемой двери. Конусообразный ярко-белый луч электрического фонаря прицельно, не расползаясь по темноте, зашарил по колоннам и стенам грота.

– Шестеро бандюков на выход! Москвич остается! – в хриплом голосе, изданном грубым динамиком мегафона, Максим узнал Антона.

Александр Андреевич встал и направился в сторону выхода. За ним поплелись остальные. Вскоре за ними захлопнулась железная дверь. Куда повели их? На допрос? На расстрел? «Только бы не на расстрел!» – подумал Максим.

– Почему они нас не убили? – шепнул в проходе Александру Андреевичу кто-то.

– Вы хоть и просидели тут полгода, но так и остались кретинами! Вам не понять, что такое «Возлюби врага своего»! Пока их смирение играет нам на руку. Пока оно продлило нам жизнь, хоть и минут на двадцать.

– Молчать! – прикрикнул конвой.

– Простите, – обратился Максим к окружавшим его людям, – а вы из того бункера в Москве?

– Из того. Ты был там? – ответил все тот же Иван Фролович, по всему, главный среди пленников.

– Был…

– А зачем спрашивал? Кстати, как зовут тебя?

– Максим. Да так спросил, чтобы удостовериться. Я же случайно туда попал. Метро взорвалось, и потайная дверь отошла. Я был в вагоне и убежал от огня вниз.

– Это уже интереснее. Мы подумали – ты один из них. Только из Москвы. Что они поставили бункер на сигнализацию – это понятно. Они схватили тебя. Почему не застрелили?

– Я инженер. Горный инженер. Теперь понимаю, почему меня не расстреляла ФСБ. Остальных бандитов убили.

В головах сотрудников спецслужб зрел план вселенских масштабов. Предполагалось создать в полной тайне от всех гигантский алмазодобывающий рудник, который при успешном исходе «операции» способен был озолотить всю верхушку организации, которой теперь принадлежало подземелье Соловков. При исследовании системы на северо-востоке нашли еще один недостроенный гигантский грот, обозначенный на плане 1912 года пунктиром. Здесь, видимо, тоже планировалось разместить переработку –