ворота. Когда это произошло, мистер Бультон, к своему ужасу, услышал свое имя.

– Я возьму к себе юного Бультона, – провозгласил Типпинг. – Он неплохо играл. Эй, юный негодяй, учти – ты в моей команде и если не будешь стараться, я тебе покажу!

Сейчас не было никакого: смысла протестовать – ведь еще немного и он навсегда избавится от общества Типпинга и всех прочих, поэтому мистер Бультон безропотно последовал за капитаном и игра началась.

Зрелище получилось не слишком впечатляющим. Мистер Тинклер, которого никак нельзя было назвать спортсменом, устроился на шлагбауме и углубился в роман с завлекательной обложкой. Более сознательный мистер Блинкхорн, напротив, вовсю бегал по полю и творил с мячом чудеса – впрочем, скорее, из чувства долга, чем из желания поразвлечься.

Время от времени Типпинг вступал с ним в вынужденное единоборство, и эти двое, сопровождаемые малым числом энтузиастов, вели сражение на разных участках поля, а остальные просто бродили по полю, обменивались ценными, по школьным представлениям, предметами и судачили о жизни.

Поль не понял, что значит «стараться». В футбол он не играл с далекого детства, да и тогда не испытывал к игре никакой любви. Но теперь, будучи, по крайней мере душой, почтенным пожилым джентльменом, решительно настроенным заботиться о своем здоровье, он не собирался даже по приказу Типпинга вступать в контакт с коричневым шаром, который, словно пушечное ядро, просвистел мимо его уха, а потом чуть было не угодил ему в живот.

Ему на память пришли истории телесных повреждений, полученных при игре в футбол, что лишний раз укрепило его в нежелательности единоборств со школьниками, которые вполне могли воспользоваться удобным случаем, дабы надавать ему по ногам, наставив синяков.

Поэтому он держался на таком расстоянии от мяча, чтобы, с одной стороны, не возбудить ненужных подозрений, а с другой, иметь возможность претворить в жизнь свой замысел. Наконец, его терпению пришел конец. Поль понял, что если промешкает, то доктор, который, как он знал по рассказам, имеет обыкновение если не разделить эту забаву с питомцами, то, по крайней мере, понаблюдать за ними, может в любой момент появиться, и тогда его планы рухнут, ибо он ни за что на свете не заставит себя обратиться к нему с просьбой отпустить домой.

С неистово колотящимся сердцем он подошел к шлагбауму, на котором сидел с романом мистер Тинклер, и заговорил с тем смирением, на которое только был способен:

– Не могли бы вы, сэр, разрешить мне отправиться домой? Я... я неважно себя чувствую.

– Неважно? А что с тобой? – спросил Тинклер, не отрываясь от книги.

Поль не был готов к этому вопросу и замешкался.

– Приступ печени, – наконец выдавил он из себя. – Со мной это иногда бывает после еды.

– Печень? В твои-то годы? Это тебе еще не положено. Не говори ерунды, беги играй, и все будет в порядке.

– Это опасно для жизни, – сказал Поль. – Мой доктор предупреждал: никаких физических нагрузок после принятия пищи. Если бы вы знали, что такое печень, то не говорили бы такого!

Мистер Тинклер пристально посмотрел на ученика, но, ничего не увидев и желая поскорее вернуться к чтению, сказал:

– Ну ладно. Не приставай ко мне. Можешь отправляться.

Путь к свободе был открыт. Правда, Поль не очень представлял, как добраться до станции, да и долго ли ждать поезда, но это все пустяки.

«Как я ловко все придумал, – думал он, пустившись во полю бегом точь-в-точь как мальчишка. – Все прошло без сучка без задоринки! Теперь даже богини судьбы не могут остановить меня».

Но богини – дамы своенравные, и весьма опрометчиво бросать им вызов. Они всегда готовы его принять.

Не успел мистер Еультон покинуть поле, как с ним столкнулся тот светловолосый мальчик, что сидел рядом с ним на уроке немецкого. Он где-то задержался и теперь бежал догонять своих товарищей.

– Ты-то мне и нужен, Бультон, – пропищал он.

– В другой раз, – сказал Поль. – Я спешу.

– Так не пойдет, – сказал Портер, хватая его за рукав. – Где мой кролик?

Это наглое требование возмутило Поля. Он понятия не имел, что это за кролик и почему он должен ни с того ни с сего предъявить это животное. Настырный мальчишка уже второй раз пытался воспрепятствовать его побегу. Нет, этот номер у него не пройдет. Мистер Бультон попытался освободить рукав от хватки мальчишки.

– Уверяю тебя, мой юный друг, у меня нет никакого кролика. Понятия не имею, о чем ты. Этот отказ вывел Портера из себя.

– Ребята, сюда! – заверещал он. – Пусть Бультон отдаст мне кролика. А то он говорит, что первый раз об этом слышит.

На этот призыв откликнулось несколько учеников, готовых поразвлечься.

– Что случилось? – спросил один из них.

– Он обещал мне привезти кролика, – скулил Портер, – а теперь говорит, что ничего об этом не знает. Пусть объяснит, что он с ним сделал.

Мистер Бультон, вообще-то не отличавшийся быстрой сообразительностью, на сей раз смекнул, как себя вести.

– Господи, ну конечно! – изобразил он припоминание. – Ну, конечно, как же я запамятовал! Кролик есть – и преотличный. Сейчас я его принесу!

Правда? – облегченно спросил Портер. – Где же он?

– Где? – переспросил Поль, которого снова осенила блестящая мысль. – В моем ящике. Где же еще?

– Там его не было, – возразил Сиггерс. – Я вчера видел, как его открывали. Кроме того, разве может кролик жить в запертом ящике. Он врет. По лицу видно, что врет. Нет там никакого кролика.

– Ну конечно, нет, – сказал Бультон. – Я же не фокусник. Я же не прячу кроликов в карманах. Что вы от меня хотите? Это же абсурд!

Вокруг Бультона и возмущенного Портера образовался плотный кружок. Подошел и Типпинг.

– Что за шум? – осведомился он. – Опять Бультон? Что он теперь натворил?

– Он обещал мне кролика, – объяснил Портер. – А теперь говорит, что никакого кролика нет. Пусть скажет, куда он его подевал.

– Он и нам обещал мышей, – подали голос еще двое, протискиваясь вперед.

Хотя мисгера Бультона порядком раздражали эти помехи, на пути к свободе принявшие форму необоснованных претензий, он надеялся быстро растолковать, что произошло недоразумение, никаких животных у него нет, и делу конец. Он уже начал отрицать свою причастность к кроликам и мышам, когда его остановил Сиггерс.

– Погоди, – сказал он. – Надо во всем как следует разобраться. Устроим над ним суд. Вон там, у шлагбаума.

Это предложение понравилось, и двое учеников, взяв Поля за шиворот, потащили к воротам с флажками. Сиггерс следовал за ним важно, как подобает судье, и получал от этого удовольствие.

Поль кипел от негодования, но не сопротивлялся. Он решил не перечить. Когда страсти улягутся, можно будет спокойно довести до конца задуманное.

У ворот Сиггерс велел друзьям стать кругом, в центре которого оказались виновник, судья и истцы.

– Вы, ребята, будете присяжными, – сообщил Сиггерс школьникам, – а я судьей. Если он не признается чистосердечно, мы постановим оторвать его нахальную башку.

Отец Сиггерса был барристером в «Олд Бейли»* (прим.: барристер адвокат, выступающий в высших судах Великобритании. «Олд Бейли» Центральный уголовный суд в Лондоне (по названию улицы, где находится), с неплохой практикой, и никто из школьников не оспаривал право Сиггерса быть судьей. Увы, его судейство оказалось недолгим. Мистер Блинкхорн, обнаружив, что ряды футболистов совсем поредели, а у дальних ворот собралась толпа, засеменил верблюжьей походкой разобраться. Его шляпа сбилась на затылок, лицо раскраснелось, а очки сверкали под февральским солнцем.

– Что вы тут делаете? Почему не играете? Я пришел играть с вами, но вы отлыниваете! – жалобно