подозрительности, молодой человек. Я ведь только что сказал, что то была наша последняя встреча. – У него перехватило голос. – Двадцать четвертого сентября вечером меня здесь не было, свиданье Ольге я не назначал. Будь я здесь, ничего бы не случилось.

– Почему вы в этом так уверены? – заинтересовался Розниекс.

– Хотя бы потому, что тогда Ольгу на станции встретил бы я.

Розниекс покачал головой.

– Я вас вижу впервые. И, к сожалению, не знаю, кто вызывал Зиедкалнс и кто встретил ее на станции. Скажите, пожалуйста, где вы находились в тот вечер?

– К сожалению, в Ленинграде. Ждал ее приезда. – В Ленинград? – изумился Розниекс.

Вершинин сунул руку в карман, вытащил смятый листок бумаги и протянул Розниексу.

– Вот телеграмма.

Розниекс прочитал: «Не дозвонилась. Не приезжай. Буду в Ленинграде двадцать шестого. Закажи номер в гостинице».

– Да, – протянул он, – а двадцать четвертого ее убили. Кому надо было срочно встретиться: вам с нею или ей с вами?

– Ей. В чем дело, не знаю. По телефону раньше она ничего не сказала кроме того, что нужно встретиться.

– Когда вы получили телеграмму?

– Двадцать пятого утром.

«Странно, – подумал Розниекс. – Двадцать пятого Зиедкалнс собиралась ехать в Ленинград, а вечером двадцать четвертого направилась в Пиекрастес. Что. означает эта телеграмма?»

– Железное алиби, – словно угадав мысли следователя, сказал Вершинин. – Доказательство того, что я был в Ленинграде. – Он снова горько усмехнулся.

– Самое железное алиби можно подготовить заранее, – невольно улыбнулся Розниекс.

– Может быть. Допустим – телеграмму вместо Ольги я сам отправил себе из Риги, потом вызвал Ольгу в Пиекрастес и сбил ее. Логично! – Он помолчал, приглаживая волосы. – Вы приглашали меня для мужского разговора, а сами ведете себя, как ребенок. Зачем стал бы я убивать женщину, которую уважал, любил? Да еще так жестоко! Разве я, старый фронтовой разведчик, не придумал бы что-нибудь похитрее, если бы действительно захотел от нее избавиться!

– И все же мне не избежать еще нескольких бестактных вопросов. Ваш сын знал о ваших отношениях с Зиедкалнс?

– Значит, и он попал под подозрение?

– Почему вы реагируете так остро? Мой долг – проверить все!

– Сын знал, прекрасно знал. Приехав в отпуск, он нечаянно нашел письма Ольги в моем письменном столе и пригрозил мне, что разделается с этой, как он сказал, бесстыдницей. Игорь очень любит свою мать…

– Он служит в Эстонии, не так далеко отсюда.

– Совершенно верно. Но он не совершал этого. Я знаю своего сына достаточно хорошо.

– Это еще не аргумент.

– Для вас – нет, для меня – да. Но вы хотите, в конце концов, или не хотите узнать, кто убил Ольгу? – Вершинин встал, словно свидетельствуя, что терпение его иссякло.

– Хочу, – сказал Розниекс спокойно, продолжая сидеть.

– Любовник официантки санатория Лиесмы Паэглите на своем грузовике. Зовут его… забыл…

– Антс Уступе. Это, к сожалению, не новость. И на его машине действительно найдены следы преступления.

– Почему же вы его не арестовали? – холодно спросил Вершинин.

– Потому, что за рулем был не он.

– Понимаю. Эта попрыгунья Лиесма тоже уверяла, что в ту ночь он был в ее постели.

Вершинин снова закурил, подошел к окну, поглядел наружу.

– А вам известно, что она продала одной отдыхающей из Новосибирска золотое кольцо с бриллиантом – то самое, что я подарил Ольге в день ее рождения? – Вершинин словно чеканил слово за словом. – А когда я заставил ее признаться, она заявила, что кольцо ей подарил этот самый Уступе.

Розниекс поднялся и подошел к Вершинину.

– Это все неплохо согласуется. Но сбивший Зиедкалнс водитель не мог взять у нее ничего, потому что не останавливался на месте происшествия.

– А Паэглите? Разве она не могла обобрать Ольгу? Сперва она сказала, что кольцо для продажи дала ей сама Ольга, и что в тот вечер Ольга уехала, чтобы получить за него деньги.

– Лихо! Когда это вы успели объясниться с Паэглите?

– Не имеет значения. Но когда вы ее задержите, она в моем присутствии не станет отрицать этого.

Порывшись в кармане, Вершинин вынул клочок бумаги.