– Что ей за это сделали? – быстро спросил Розниекс.

– Насколько я знаю, были неприятности на работе.

– Вы знаете какие-то факты? Ромуальд помолчал, как видно, вспоминая.

– Точно я ничего не знаю, – пожал он плечами. – Но однажды слышал разговор…

– Это очень важно. Постарайтесь вспомнить, когда, где и какие разговоры вы слышали и кто разговаривал.

– Мать, взволнованная, сказала, что не может понять, как один-другой может за деньги продать душу дьяволу.

Следователь вынул из внутреннего кармана сложенный поперек бланк протокола и тщательно разгладил его ладонью.

– Попробуйте вспомнить, когда она сказала это.

– Это я слышал не раз, – медленно ответил юноша. – Но однажды… – он снова замолчал.

– Рассказывайте по порядку.

– В тот вечер я поссорился с Даной и вернулся домой рано. Тихо отпер дверь и прошел в свою комнату. Дверь ее комнаты была приоткрыта, у нее был гость. По голосу я узнал Зале – директоршу магазина, где работала мама. Сперва я не вслушивался. Но потом они заговорили громче, директорша сказала, что она не советует поднимать шум, матери это не касается и нечего ей в это дело лезть. Пусть мать зарубит на носу, – она так и сказала, – что в этом деле заинтересованы многие вышестоящие лица, и рикошетом – именно так она сказала – рикошетом все это ударит по матери. И что это – дружеское предупреждение.

Мама ответила: «Я не единственная, кому это известно».

«Это пусть будет моя забота. Как-нибудь справлюсь».

И Зале выбежала, хлопнув дверью. А мама сама себе с обидой сказала: «Есть же люди! За деньги родного отца с матерью продадут!» Увидела меня и испугалась: «Ты уже дома? Давно пришел?»

Розниекс старался не пропустить ни слова.

– Вы не поинтересовались причиной разговора?

– Я ничего не стал спрашивать. Мама о работе вообще не любила говорить, – сказал Ромуальд охрипшим голосом. Он словно бы сам пытался сейчас заново понять услышанные тогда слова.

– Вы хорошо запомнили этот разговор? – Розниекс продолжал писать.

– Да. Он показался мне необычным и запомнился.

– У вас хорошая память?

– Да. Особенно слуховая.

– Почему вы сразу не рассказали мне об этом разговоре? – спросил следователь, не отрывая глаз от бумаги.

– Не пришло в голову, что он может иметь отношение к этому.

– А теперь подумали так?

На шее Ромуальда набухла жилка, лицо покраснело, даже глаза налились кровью.

– Значит, это директорша! – проговорил он. – Подговорила какого-нибудь подонка…

– Не спешите! – Розниекс пожалел о своих словах.

– У нас нет никаких доказательств. Это лишь одно из многих предположений, которые предстоит проверить. Успокойтесь, прошу вас, и будем разговаривать дальше.

Ромуальд испытующе посмотрел на него.

– Одно из многих предположений? Сколько же вы думаете возиться с этим делом?

– Пока не найду преступника и не докажу его вину. – А если не найдете?

– Тогда решу, что не гожусь для этой профессии, и пойду работать официантом в ресторан. Там голова не особенно нужна, были бы руки и ноги, да и заработать можно неплохо.

– Так ли? – Ромуальд невесело усмехнулся. – По-моему, и официанту, чтобы хорошо заработать, надо уметь думать! – и смутившись, он отвернулся.

Розниекс возвратился к теме разговора:

– Вы не помните, когда именно произошел тот случай?

Ромуальд помолчал, вспоминая.

– В конце прошлого месяца. Незадолго до отпуска матери и… поездки.

– Так. А с какого числа начался отпуск?

– С двадцать четвертого сентября.

– Это вторник, кажется?

– Разговор произошел в пятницу вечером, теперь я вспомнил: мы с Даной договорились идти в театр, она опоздала и я продал билеты. Поэтому мы поссорились. Я помню, Дана сказала: ничего со мной не случилось бы, если бы я первое действие посмотрел с балкона. Она, мол, не могла найти ожерелье, какое подходило бы к голубой блузке, а без него никто на улицу не выходит.