областях признанных успехов, — математики, астрономы, геодезисты, инженеры.
Наиболее значительным из этих наследников и продолжателей Тейлора, «учеником, который превзошел учителя», был уже многократно упоминавшийся нами шотландский королевский астроном Чарлз Пиацци Смит. Он родился в 1819 году в Неаполе (его отец был британским адмиралом) и свою должность получил в результате выдающихся научных успехов в 1845 году, т. е. в 26 лет; в том же году ему было присвоено звание профессора Эдинбургского университета. В 1854 году Смит стал членом Королевского общества, или, по нашей терминологии, академиком, что, учитывая его возраст (неполных 35 лет), в викторианской Англии считалось совершенно неслыханным. Через 20 лет он отрекся от этого звания, поскольку Королевское общество отказалось поддержать его интерпретацию Великой пирамиды. С тех пор о нем больше не было слышно; умер он в 1900 году.
Специально Древним Египтом Смит не занимался ни до своих работ о Великой пирамиде, ни после них; история Египта была для него «великим неизвестным», а египетская культура его отталкивала. «На самом деле он ненавидел Древний Египет, — писал Котрелл, — и если вы интересуетесь Древним Египтом ради него самого, если вы восхищаетесь искусством и культурой древних египтян, вы никогда не станете правоверными учениками Чарлза Пиацци Смита». О египтянах он отзывался как о «народе нильских гончаров» и чаще всего именовал их «мицраитами» (по библейскому названию Египта). В творениях египетских ваятелей Смит видел всего лишь «языческих идолов», в египетских литературных памятниках — «записи чудачеств» и проявление «религии, чрезмерно склонной к графике»; о надписи на саркофаге Менкаура он сказал, что это «какое-то идолопоклонническое посвящение в мицраитских иероглифах», а открытие Мариеттом Серапеума охарактеризовал как «еще одно довольно успешное разгребание древнего идолопоклонничества». Большой сфинкс был для него «отвратительным идолом» (так же как для Плиния), но вдобавок «с симптомами, отражающими самую низкую психическую организацию». На этого идола пялятся «с вызывающим наибольшее негодование восхищением прежде всего французы и приверженцы римско-католической церкви». Как считал Смит, для англичан викторианской эпохи и шотландских пуритан этого вполне достаточно, наверное, достаточно этого и для нас.
Великая пирамида составляла исключение. Как ни удивительно, ученый Смит поверил почти всему, что написал дилетант Тейлор, и еще присовокупил к этому немало от себя. «Разумеется, это была не гробница, — повторяет Смит за Тейлором, — это был таинственный, инспирированный богом компендиум мер и весов»! И не только мер и весов, но и «всех знаний, которые бог раскрыл в ней человечеству». Да, да, включая прошлое и будущее человечества, включая «весь наш удел»! Надо лишь правильно интерпретировать секреты пирамиды, правда, не с помощью каких-то абстрактных спекуляций, а с помощью математики… Она, конечно, была творением не «этих язычников-мицраитов», а «вдохновленных самим богом предшественников избранного народа!» Ведь египтяне «не проявили своего интеллекта в создании ее плана, а лишь осуществили этот план, сами его не понимая; потому что в указанную эпоху и не могло быть иначе»! Да-да, это в самом деле слова Смита, так же как и следующие: «Ее чистая и совершенная поверхность из безукоризненного камня исключает всякое подозрение в идолопоклонничестве и в грехе». Так он об этом написал, дабы убедить общественность, в книге, изданной в 1864 году под названием «Наша судьба в Великой пирамиде».
Книга вызвала большое удивление, и многие сомневались, что Смит писал ее серьезно. Но сомневался и Смит: достаточно ли точны данные Тейлора и не остановился ли он в своих выводах на полпути. Однако Тейлор как раз в год издания книги Смита умер, и тому не оставалось ничего иного, как решать эти проблемы самостоятельно. «Вскоре после смерти сэра Тейлора я решил на собственные средства посетить Египет, — пишет он в предисловии к следующей книге, — и провел там четыре месяца у пирамиды, дабы, используя различные научные приборы, произвести множество измерений этого могучего монумента, причем некоторые с большей точностью, чем это делал кто-либо ранее». Хотя во время работы его постоянно отвлекали «пахнущие табаком джентльмены, неустанно прибывавшие на пассажирских пароходах», а главное — «всевозможные малоприятные арабы, черные, коричневые, серые», но все эти и менее значительные напасти он одолел. В 1867 году, всего через два года после возвращения, он издал в подтверждение своей теории четырехтомный труд со множеством диаграмм и расчетов — «Жизнь и работа у Великой пирамиды в 1865 году».
Ни в одном из расчетов, приведенных в этой книге, критики Смита не обнаружили ошибок. Зато они без труда обнаружили ошибки в его методе: книга изобиловала софизмами и волюнтаристический подход к фактам чередовался в ней с жонглированием цифрами. Для облегчения расчетов он заимствовал, например, у Тейлора «пирамидальный дюйм» и определил его как 1,001 английского дюйма. Но тут же словно бы забыл, что взял эту единицу измерения у Тейлора, который ее просто выдумал, и начал оперировать ею так, будто это была единица измерения древних египтян; затем достигнутые результаты Смит объявил доказательством того, что это в самом деле была единица измерения древних египтян. Однако порой ему не удавалось добиться успеха с помощью этой меры длины, и тогда он пользовался другими, выдуманными им самим единицами измерения — «старинным мирским локтем языческого Египта, составляющим 20,7 английского дюйма», или «священным локтем иудеев, равным 25,025 английского дюйма».
Вопреки своей антипатии «ко всему французскому» он без колебаний пользовался метрами, литрами и килограммами. При таких условиях, казалось бы, все должно прекрасно сойтись, но вопреки ожиданиям у него, как он сам заметил, получалось, «конечно же, несколько больше или меньше…». Ведь речь шла о «таком колоссальном монументе» с «такой таинственной структурой», относящемся к «такой давней патриархальной поре человечества»!
Что же в конце концов высчитал и вычитал Смит из Великой пирамиды? Мы можем оставить в стороне его теории и привести лишь небольшое число результатов, как это сделал Борхардт. Периметр пирамиды равен 36 254 «пирамидальным дюймам», что при якобы существующем соотношении 100 дюймов = 1 дню, равнозначно одному году. Высота пирамиды, в дюймах и помноженная на девять десятых, якобы соответствует расстоянию в милях от Земли до Солнца. Пирамида будто бы стоит в центре круга, с которым частично совпадают очертания нынешнего побережья Нильской дельты. Вся суша Земли якобы разделена на две равные части меридианом, на котором стоит пирамида. По направлению входа египтяне будто бы могли определить так называемый «год Плеяд». И так далее и тому подобное. Лишь на коварный вопрос: «А как соответствует пирамида денежным системам?», который иногда задавали Смиту, он не знал ответа, ибо деньги суть «нечто земное, как прах и пепел, человеческая тщета и тлен, нечто преходящее, меж тем как пирамида возвещает Вечное, Возвышенное, Небесное».
После появления труда Смита могло показаться, что математические интерпретации Великой пирамиды навсегда дискредитировали или по крайней мере исчерпали себя. Но в 1885 году инспектор табачной фабрики в Головине А. Яролимек сообщил Императорско-королевской академии наук в Вене, что обнаружил в Великой пирамиде золотое сечение. Правда, тут Морава, как нам известно, не могла претендовать на первенство; однако в 1890 году Яролимек поправил дела «Математическим ключом к пирамиде Хеопса», где возвестил миру о новом открытии — «золотой лесенке» (т. е. цифровой последовательности, где каждое последующее число равно сумме двух предыдущих). По этой лесенке он добрался до одиннадцатой перекладины (1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89, 144), на которой и остановился; очевидно, это была первоначальная высота пирамиды, но какой от его лесенки прок, он почему-то так и не объяснил. Оказалось также, что астроном Смит не извлек из Великой пирамиды всех астрономических сведений; его соотечественник М. Б. Котсворт, врач по профессии, в 1902 году в книге «Рациональный альманах» обогатил их, установив, что Великая пирамида в действительности была «солнечным календарем, ибо своей тенью показывала времена года, месяцы, недели и дни». По его утверждению, «величина плит, которыми с северной стороны вымощено пространство вокруг пирамиды, почти в точности соответствует длине, на которую ее тень уменьшается за день, т. е. на 1,356 метра, так что древнеегипетские жрецы, наблюдая за этой измерительной сеткой, могли определить продолжительность года с точностью до 0,24 219 дня». Почему такими же плитами было вымощено пространство вокруг пирамиды и с других сторон, куда тень не падала, и почему размеры сотен плит отличаются от приведенной и почти точной длины порой чуть ли не на 50 %, Котсворт сколько-нибудь вразумительно не объяснил. Не прояснил он и еще один момент: перелезали ли жрецы во время этих измерений через каменную ограду десятиметровой высоты, и если перелезали, то как?
Многие последователи Смита поняли, что применение математических методов в исследовании пирамиды открывает значительно более широкие перспективы, чем установление «золотого сечения» или
