Вопреки религиозному ярму и деспотическому произволу, вопреки гнету всякого рода повинностей и политического бесправия древние египтяне считали целью жизни саму жизнь.

Но каких бы взглядов на земной и потусторонний мир ни придерживались египтяне, на всякий случай они старались надежно обеспечить свое посмертное существование, по крайней мере те из них, у кого на это были средства. Об их жилищах вы знаем лишь по изображениям и то не слишком точно; исчезли не только хижины бедноты, дома представителей средних слоев, но и царские дворцы. Греки, хорошо знавшие обычаи египтян, с удивлением констатировали, что своим земным обиталищам они уделяли куда меньше внимания чем гробницам, и этим отличались от всех остальных народов. Мы верим этому, помимо всего, и по той причине, что традиция сооружать внушительные гробницы сохранилась. И не только у коптов, но и у мусульман в чем можно убедиться, прогуливаясь, например, по каирскому «Городу мертвых».

Обряд снаряжения покойника в посмертный путь присущ многим народам древности, но, за исключением могил властителей, обычно все ограничивались скромными дарами. Египтяне же одаривали своих умерших настоящим богатством, стоимость «приданого» покойника, насколько можно судить по нескольким нетронутым гробницам или сохранившимся остаткам, огромна. Экономистам трудно понять, как хозяйственная система древних египтян могла выдержать омертвление столь большого количества живого труда для такой в конечном счете непродуктивной цели, и видят в этом одну из причин замедленного развития производительных сил в Египте. Археологи же этому только рады; без посмертного снаряжения усопших они бы не имели материальных свидетельств того, как удовлетворяли свои потребности живые. А главное — без художественных сокровищ, найденных в египетских гробницах, сейчас было бы беднее все человечество.

Следовательно, гробницы древних египтян — место хранения не только мумифицированных тел, но и несметных богатств. Они были складами драгоценных блюд и ваз из алебастра, статуэток и украшений из порфира, предметов роскоши из золота и драгоценных камней. Ныне мы можем лишь туманно себе представить, какие сокровища составляли посмертное «приданое» царей. Даже после открытия гробницы Тутанхамона!

Естественно, богатство привлекает воров. В могилах бедняков можно найти разве что какую-нибудь миску или статуэтку «ушебти», эти могилы охраняла их собственная убогость. Гробницы богачей надо было надежно защищать. Эти места последнего отдохновения превращали в сейфы, а гробницы властителей — в настоящие крепости.

Зачарованные головокружительными глубинами тех далеких веков, когда вырастали пирамиды, мы подчас забываем, что это постройки не первой, а довольно зрелой стадии эволюции египетского общества. Монументальная архитектура не возникает, как утверждалось ранее, «в начале развития той или иной культуры», «в момент, когда варварский народ неожиданно осознает себя и свою силу». Сказанное нами относится в равной мере как к пирамидам, так и к готическим кафедральным соборам, романским базиликам, римским амфитеатрам, греческим храмам и т. п., а также к вавилонским зиккуратам. Строительство таких значительных сооружений невозможно без столетиями накопленного опыта, без использования и преодоления традиций, создания экономических, технических, организационных и идеологических предпосылок.

Когда первые научные исследователи Египта удостоверились в правоте античных авторов, утверждавших, что пирамиды — это гробницы царей, они задумались, как же египтяне хоронили своих властителей до появления пирамид. Они, конечно, не считали, что эти правильные геометрические пирамиды из камня, достигающие колоссальных размеров, возникли «ни с того ни с сего, точно вулканические острова в море», что в своих геометрических очертаниях они «выкристаллизовались из песчаных барханов пустынь». Еще Виз и Перринг подозревали, что ступенчатая пирамида — «предварительная ступень» истинной пирамиды. Шампольон и Розеллини нашли много точек соприкосновения между царскими и прочими гробницами, они пытались даже найти нечто общее между пирамидами в Гизе и скальными гробницами в Долине царей. В этот период первых открытий ближе всех подошел к истине Лепсиус, обнаруживший связь между пирамидами и окружающими их гробницами сановников, которые тамошние арабы называли мастабами, т. е. так же, как массивные глиняные «скамьи» перед крестьянскими домами. И вот Лепсиус высказал мысль, что в таких мастабах (этот термин был принят и египтологией) египтяне прежде хоронили царей; естественно, эти царские мастабы были больше по размерам и ради внушительности и пущей безопасности укрыты каменными платформами-крышками. Из этих-то громоздящихся одна на другую, все уменьшавшихся платформ и возникла, по его мнению, «ступенчатая мастаба», каковой он считал пирамиду Джосера в Саккара, а уже из нее впоследствии развилась «истинная» пирамида. Позднейшие исследования, откорректировав и дополнив эту теорию, в основном подтвердили ее.

Однако реальное доказательство того, что пирамиды возникли из мастаб, наука получила лишь в середине нашего века. Оно принадлежит британскому археологу У. Б. Эмери, который в 1935–1956 гг. вел широкое обследование захоронения в Саккара и обнаружил там ряд мастаб, относящихся к архаической эпохе. Все они были из кирпича и различны по размерам; одну из самых больших, хотя она и была в плачевном состоянии, сравнительно нетрудно было реконструировать. Она представляла собой срезанную пирамиду высотой примерно 5 метров, площадь ее в основании равнялась 28х14 квадратным метрам, наверху — 14х7 квадратным метрам. Первоначально эта пирамида имела примерно двадцать невысоких ступеней и ограждение в виде пятиметровой стены с расположенными через правильные промежутки выступами. Она весьма напоминала ступенчатую пирамиду Джосера, и невольно возникала мысль, что архитектор пирамиды Джосера взял ее за образец. Позднейшее ее обследование подтвердило предположение Эмери: перед ним была мастаба не какого-нибудь сановника, а самого царя, а именно Хора Анджиба, первого царя, упоминаемого в «Саккарском списке», который, как царь «Верхнего и Нижнего Египта», звался Мербиап (Миебидос) и, согласно «Абидосскому списку» и Манефону, был шестым правителем I династии!

Зрелая архитектура мастабы Анджиба свидетельствует о том, что постройка, вне всяких сомнений, следствие длительной эволюции, доказательства чему мы находим тут же, поблизости: в более ранних и более простых гробницах архаической эпохи. Эмери различал их, во-первых, по общественному положению их владельцев, т. е. гробницы царей и членов их семей, гробницы высших и низших сановников, чиновников, ремесленников и т. а., и, во-вторых, по возрасту, причем различал шесть стадий с постепенными переходами. Старейший архитектурный прототип мастабы Анджнба он открыл в захоронении царицы Хернейт: почти такая же небольшая оградительная стена, но наземная часть гробницы меньше и без явных следов ступеней. Открытие этой гробницы привело его к самому порогу истории Египта: царица Хернейт была женой царя Джера, преемника царя Аха, или Нармера, отождествляемого с объединителем Египта Мени…

Царские мастабы архаической эпохи. Слева разрез и горизонтальная проекция гробницы царицы Хернейт, справа гробницы царя Анджиба (по Эмери)

Поиски прообраза пирамид в Саккара имели свою причину: здесь, на месте некрополя главного города Древнего царства Мемфиса были воздвигнуты первые пирамиды, значит, здесь же должны были находиться и постройки, впоследствии развившиеся в них. В пользу этого говорило изучение других мест захоронений, которое принесло немало неожиданных результатов. В Абидосе на кладбище древней столицы Тиса (Типа) были обнаружены гробницы нескольких царей I и II династии, среди них Аха, Джера, Джета, Удиму (Дена) и Каа. Однако гробницы тех же царей были обнаружены и идентифицированы египтологами и в Саккара. Как могло случиться, чтобы один человек, пусть даже царь, был похоронен сразу в двух местах? А поскольку похоронен он все-таки в одном месте, то зачем повелел выстроить две дорогие гробницы с