— Кто это — ежик? — заинтересовался Бемби.
Приятно иметь таких осведомленных друзей.
— Еж ужасное созданье! — воскликнула Фалина. — Весь в иголках и такой злющий!
— Ты думаешь, он злой? — сказал Гобо. — Он же никому не делает ничего плохого.
— А разве он тебя не уколол? — быстро возразила Фалина.
— Ах, я сам приставал к нему с разговорами. Да и уколол-то он меня совсем не больно.
Бемби повернулся к Гобо:
— А почему он не хотел с тобой разговаривать?
— Он ни с кем не желает разговаривать, — вмешалась Фалина. — Когда к нему подходишь, он сворачивается в клубок и весь ощетинивается иголками. Наша мама говорит, что он вообще ни с кем не водится.
— Может быть, он просто боится? — скромно заметил Гобо.
Но Фалина заявила решительно:
— Мама говорит, что от таких надо держаться подальше.
Бемби спросил Гобо тихонько:
— А ты знаешь, что такое… опасность?
Все трое, разом посерьезнев, тесно сблизили головы. Гобо задумался. Он и сам хотел бы понять, что такое опасность. Он видел, с каким нетерпением ждет его ответа Бемби.
— Опасность, — прошептал он, — опасность… это очень плохо.
— Я сам понимаю, что плохо, но… какая она?..
Все трое дрожали от страха.
Вдруг Фалина вскричала громко и весело:
— Опасность — это когда надо удирать! — и резво скакнула в сторону.
Ей надоело стоять и бояться невесть чего. Гобо и Бемби прыгнули за ней. И снова началось…
Они прятались, зарываясь в душистый шелк травы, кувыркались, дурачились и совсем забыли о том большом и грозном, что волновало их несколько минут назад. Наигравшись всласть, они снова стали болтать. Их матери тоже не теряли времени даром: они пощипывали траву и вели дружескую беседу.
Но вот тетя Энна подняла голову и крикнула:
— Гобо, Фалина! Собирайтесь домой!..
Мать Бемби тоже позвала сына:
— Идем!.. Нам пора!..
— Еще немножечко! — бурно запротестовала Фалина. — Ну еще чуточку!
Бемби умолял мать:
— Побудем еще! Пожалуйста! Здесь так хорошо!
И Гобо повторял застенчиво:
— Так хорошо… еще чуточку!..
И тут случилось нечто, что было куда значительнее и важнее всего, что пережил Бемби в этот день. Из леса донесся грохочущий топот, от которого дрогнула земля. Затрещали сучья, зашумели ветви, и, прежде чем можно было навострить уши, это грозно грохочущее вынеслось из чащи, оставив там по себе треск, гул, свист. Словно ураган, промчались двое по поляне звонкогремящим галопом и скрылись в чаще; но не прошло и минуты, как они вновь появились на том же месте, что и в первый раз, и замерли на фоне опушки, будто окаменели, шагах в двадцати друг от друга.
Бемби смотрел на них как зачарованный. Они были очень похожи на мать и тетю Энну, но голову каждого из них венчала ветвистая корона в коричневых бусинах и белых зубцах. Бемби безмолвно переводил взгляд с одного на другого. Один — поменьше ростом, и корона его скромнее. Другой — величественно прекрасен. Он высоко и гордо нес голову, и бесконечно высоко возносились его рога. Переливчатый тон их колебался от совсем темного до белесого; они были усеяны множеством бусин и широко простирали свои сияющие белые отростки.
— О! — воскликнула Фалина восхищенно.
— О! — тихонько повторил Гобо.
Бемби молчал.
Но вот те двое зашевелились, повернули в разные стороны и медленно направились к лесу. Величественный олень прошел совсем близко от детей. В покойной красоте прошествовал он, гордо неся царственную голову и никого не удостоив взглядом.
Дети боялись дышать, пока он не скрылся в чаще. Они отважились обменяться взглядом лишь в тот момент, когда лес задернул свой зеленый полог за великолепным незнакомцем.
Фалина первая прервала молчание.
— Кто это был? — воскликнула она, и ее маленький дерзкий голосок дрожал.
Гобо повторил чуть слышно:
— Кто это был?
Бемби молчал.
Тетя Энна ответила торжественно:
— Это были отцы.
Больше ничего не было сказано, и родичи расстались. Тетя Энна с детьми сразу скрылась в ближнем кустарнике — там пролегал их путь. Бемби и его матери пришлось пересечь всю поляну, чтобы попасть к старому дубу, откуда начиналась их тропа. Бемби молчал очень долго. Наконец он спросил:
— Они нас видели?
— Да, они видят всё, — ответила мать.
Странное чувство владело Бемби: он и боялся спрашивать и не мог молчать.
— Почему они… — начал он и осекся.
Мать пришла к нему на помощь:
— Что ты хотел сказать, маленький?
— Почему они не остались с нами?
— Да, они не остались с нами, — ответила мать, — но настанет время…
— Почему они с нами не говорили? — перебил ее Бемби.
Мать ответила:
— Сейчас они с нами не говорят… но настанет время… Нужно терпеливо ждать, когда они придут, и нужно ждать, когда они заговорят. Все будет так, как они захотят.
— А мой отец будет со мной разговаривать? — замирая спросил Бемби.
— Конечно, дитя мое. Когда ты подрастешь, он будет с тобой разговаривать. И порой тебе будет дозволено находиться при нем.
Бемби молча шел рядом с матерью, все его существо было потрясено встречей с отцом. 'Как он прекрасен! — шептал он про себя. — Как дивно прекрасен!' И все думал о величественном олене.
Мать как будто угадала мысли сына:
— Если ты сохранишь жизнь, дитя мое, если ты будешь благоразумен и сумеешь избежать опасности, ты будешь когда-нибудь так же силен и статен, как отец, и будешь носить такую же корону.
Бемби глубоко дышал. Его сердце заходилось радостью, тревогой, надеждой…
Время шло, и каждый день приносил новые открытия, новые переживания. Подчас у Бемби голова шла кругом — столько ему нужно было познать, охватить.
Он научился вслушиваться. Не просто слышать то, что происходит вблизи и, можно сказать, само лезет в уши, — в этом нет ничего мудреного. Теперь он умел вслушиваться в те далекие, едва уловимые, легчайшие звуки, что приносит ветер. Ему стал ведом каждый лесной шорох. Он знал, к примеру, что где-то поодаль пробежал сквозь кустарник фазан; он сразу угадывал его особый, лишь ему одному присущий шаг. Он узнавал по слуху летучих мышей, распарывающих ночное небо своим коротким, стремительным пролетом. Узнавал мягкий топоток кротов, бегающих взапуски вокруг бузины. Он знал отважный, светлый призыв сокола и улавливал в нем сердитые нотки, когда орел или ястреб вторгались в его владения. Он знал