еще не беседовал с посторонними. Он почувствовал, что должен подкрепить свои силы, и потянулся к матери.

Когда он вновь стоял спокойно в нежном дурмане того легкого опьянения, какое всегда испытывал, насытившись из тела матери, он приметил в плетении травинок светлый, подвижный цветок. Нет, это не цветок, это опять бабочка. Бемби подкрался ближе.

Мотылек лениво повис на стебельке и тихонько двигал крылышками.

— Пожалуйста, посидите вот так! — попросил Бемби.

— Почему я должен сидеть? Я же бабочка! — удивленно отозвался мотылек.

— Ах, посидите хоть одну минуточку! — умолял Бемби. — Мне так хотелось увидеть вас вблизи. Окажите милость!..

— Ну, если вы так просите, — снисходительно сказала белянка. — Только недолго.

— Как вы прекрасны! — восторгался Бемби. — Вы прекрасны, как цветок!

— Что? — Бабочка захлопала крылышками. — Как цветок? В нашем кругу принято считать, что мы красивее цветов.

Бемби смутился.

— Конечно… — пробормотал он. — Куда красивее. Извините, пожалуйста… Я только хотел сказать…

— Мне совершенно безразлично, что вы хотели сказать, — оборвал его мотылек.

Он жеманно изгибал свое хилое тельце, кокетливо двигал усиками.

— Как вы прелестны! — восхищался Бемби. — Что за чудо эти белые крылья!

Мотылек расправил крылышки, затем плотно сложил их парусом.

— О! — воскликнул Бемби. — Теперь я вижу: вы куда красивее любого цветка! К тому же вы еще можете летать, а цветы не могут. Ведь они привязаны к одному месту.

— Хватит, — сказал мотылек. — Я действительно могу летать.

Он так легко вспорхнул, что Бемби не уловил момента взлета. Мотылек плавно и грациозно взмахивал белыми крылышками и вот уже парил в сиянии солнечного луча.

— Только по вашей просьбе просидел я так долго на одном месте, — сказал он, порхая вокруг Бемби, — но теперь я улетаю.

И все это было поляной…

В глубине леса хоронилось убежище, принадлежащее матери Бемби. Маленькая хижина, настолько тесная, что Бемби и его матери едва хватало места, настолько низенькая, что, когда мать стояла, голова ее упиралась в ветви, образующие потолок. Всего в нескольких шагах от хижины проходила оленья тропа, и все же хижину было очень трудно, почти невозможно обнаружить. Надо было знать особую примету, скрытую в кустарнике…

Густое плетение орешника, боярышника и бузины лишало хижину даже того скудного света, который проникал в лес сквозь кроны деревьев; ни один лучик солнца не достигал травяного пола хижины. Здесь, в этой хижине, появился на свет Бемби, здесь ему предстояло жить.

Сейчас усталая мать крепко спала. Бемби тоже было задремал, но вдруг проснулся, полный свежих жизненных сил. Он вскочил на ноги и огляделся. Хижина была погружена в тень, и можно было подумать, что уже наступили сумерки. Лес негромко шелестел. По-прежнему слышался слабый писк синицы, порой высокий хохоток дятла или радостный крик вороны. Но все эти отдельные звуки тонули в большой тишине, объявшей полдневный мир. Если же хорошенько прислушаться, то можно было уловить, как в раскаленном зное кипит воздух. Истомная духота наполняла хижину.

Бемби наклонился к матери:

— Ты спишь?

Нет, мать уже не спала. Она проснулась в тот самый миг, когда Бемби вскочил на ноги.

— А что мы сейчас будем делать? — спросил Бемби.

— Ничего, — ответила мать. — Нам нечего делать. Ложись спать.

Но спать Бемби совсем не хотелось.

— Пойде-ом, — завел он. — Пойдем на поляну.

Мать подняла голову:

— На поляну? Сейчас… на поляну?

Страх, звучавший в ее голосе, передался Бемби.

— Разве сейчас нельзя на поляну? — спросил он робко.

— Нет, — резко и твердо прозвучал ответ. — Нет, сейчас это невозможно.

— Почему? — Бемби чувствовал, что за этим скрывается что-то таинственное и грозное. Но вместе со страхом росло в нем желание знать все, до самого конца. — Почему мы не можем пойти на поляну?

— Ты все узнаешь, когда подрастешь.

— А я хочу сейчас, — не отставал Бемби.

— В свое время ты узнаешь, — повторила мать. — Ты еще маленький, а с детьми не говорят о таких вещах. Сейчас… на поляну!.. Как можно думать об этом!.. Средь бела дня…

— Но ведь мы уже были на поляне, — возразил Бемби.

— Это совсем другое дело, — сказала мать. — Мы были ранним утром.

— Разве только ранним утром можно ходить на поляну?

Бемби был очень любопытен, но терпение не изменяло матери.

— Да, ранним утром, или поздно вечером… или ночью.

— И никогда днем? Никогда?..

Мать колебалась.

— Бывает, что некоторые из нас ходят туда и днем, — сказала она наконец. Но я не могу тебе всего объяснить, ты слишком мал… Те, кто ходит туда, подвергают себя великой опасности.

— А что значит 'великая опасность'?

Бемби был очень упрям, когда его что-либо интересовало.

— Вот теперь ты видишь сам, что тебе этого не понять, — уклонилась мать от ответа.

Бемби казалось, что он мог бы все понять, если б мать захотела ему объяснить как следует. Но он замолчал.

— Мы все любим день, — продолжала мать, — особенно в детстве. И все же днем мы должны затаиваться. Только с вечера до утра можем мы свободно гулять. Понимаешь?

— Да…

— Вот потому-то, дитя мое, мы и должны оставаться дома. Здесь мы в безопасности… А теперь ложись спать.

Но Бемби никак не мог угомониться.

— Почему мы здесь в безопасности? — спросил он.

— Потому что нас охраняют кусты, валежник и старые, прошлогодние листья, потому что в вышине несет свой дозор ласточка. Все они наши друзья, в особенности старые, сухие листья, устилающие землю. Чужой может подкрасться, не потревожив кустарника, не хрустнув сучком валежника, он может обмануть даже зоркий глаз ласточки, но ему не обмануть старую, пожухлую, вялую и чуткую прошлогоднюю листву. Она тут же подаст нам знак сухим и громким шорохом. И мы задолго узнаем о приближении чужака.

— А что такое 'прошлогодняя листва'? — осведомился Бемби.

— Поди сядь подле меня, — сказала мать. — Я расскажу тебе…

Бемби послушно уселся рядом с матерью, и та начала свой рассказ. Оказывается, деревья не всегда зеленеют и солнце не всегда льет с неба свое щедрое тепло. Наступает пора, когда солнечный свет слабеет и холод окутывает землю. Тогда листья теряют свою свежую зеленую окраску, желтеют, краснеют, буреют и медленно опадают. И лишившиеся своего наряда деревья, словно жалкие нищие, простирают к небу голые, черные, обобранные ветви. Опавшая листва устилает землю и громко шуршит при каждом прикосновении. Попробуй-ка подкрасться незамеченным! О, эти добрые сухие листья — усердные и неусыпные стражи! Даже сейчас, среди лета, схоронившись под свежей травой, несут они свою верную службу…

Бемби прижался к матери, он забыл о поляне. Когда мать кончила рассказывать, он глубоко