маршрут, коридор и посты охраны. После этого им было предложено сотрудничать с немецкой разведкой, на что они дали свое согласие.
Вербовку Егоровой немцы оформили подпиской — в связи с тем, что ей сразу дали задание: тем же маршрутом перейти линию фронта, явиться в Особый отдел, где рассказать о благополучном прибытии в Широково к матери, а затем сообщить подготовленные немецкой контрразведкой данные о дислокации поблизости деревни Широково немецких воинских частей. Полагая, что советская разведка пошлет Егорову обратно в немецкий тыл, немцы дали ей задание приобрести и доставить образец продовольственной карточки, а также собрать данные о доставке военных грузов и воинских частей Красной Армии паромами на пристань Лебяжье и о строительстве новых причальных линий.
Егоровой был дан пароль «Розен-33» для прохода через линию фронта и обратно. О намерении немцев послать ее в Лебяжье она рассказала Алексеевой, которая, желая вернуться на нашу территорию, обратилась к Бруно с просьбой послать ее вместе с Егоровой, мотивируя это желанием повидаться с матерью. Однако Бруно отклонил просьбу, не веря в ее возвращение, хотя и не исключил вероятности того, что в дальнейшем, когда Егорова вернется, пошлет их вдвоем.
Затем Бруно и Шмидт на автомашине доставили Раю в совхоз им. Кирова. Там они сделали остановку для последнего инструктажа, детали которого Шмидт должен был получить по телефону в местной комендатуре. По возвращении из комендатуры он переговорил с Бруно по-немецки, и автомашина отправилась обратно в Сиверский. На вопрос Егоровой, что происходит, Бруно пояснил, что ее переход в советский тыл не санкционирован начальством по причине опять же недоверия.
Вероятнее всего, немцы действительно отказались от первоначального плана послать Егорову в наш тыл и решили держать девушек в качестве приманки, не без оснований полагая, что советская контрразведка все-таки проявит к ним интерес.
По возвращении в «Корниловскую дачу» Егорову и Алексееву развели по разным местам: Раю оставили в доме, где находились служебные кабинеты немецких офицеров, а Алексееву поместили в комнату на первом этаже дома, в котором размещались разведчики из числа военнопленных и Кирсанов. Дома эти находились за 200 метров один от другого и были разделены оврагом с ручьем, так что девушки не могли общаться между собой без разрешения.
За время пребывания в разведпункте они виделись всего два раза: один раз в бане у «тети Нюры» в декабре 1941 года, второй раз — в январе 1942 года, когда Рая посетила Валю вместе с начальником канцелярии Кнопом. Немцы не рекомендовали Егоровой общаться с подругой, полагая, что та отрицательно влияет на нее. За пределы территории девушки вообще не имели права выходить. Послабление было сделано для Алексеевой, и только для того, чтобы она могла носить белье немцев и эстонцев в стирку «Нюре» (Лянгузовой). Вскоре обе вступили в интимные отношения с сотрудниками разведпункта.
В апреле 1942 года на смену Шмидту прибыл капитан Борис Рудин, 40 лет, давнишний приятель Кнопа. Хотя Рудин был и выходцем из белоэмигрантской семьи, но русским языком владел слабо. Егорова продолжала обслуживать теперь уже нового начальника штаба, который жил в отдельно стоявшем доме, ежедневно носила ему с кухни завтраки, обеды и ужины, убирала помещение, приводила в порядок форму проживавших на втором этаже офицеров и, как бы выполняя задание Особого отдела познакомиться с кем- либо из немецких разведчиков высокого чина, вступила в интимные отношения с Рудиным.
По причине царившей в разведпункте обстановке борделя Рая и Валя знали весь его постоянный и переменный состав. Валя постоянно общалась с немецкими разведчиками из числа советских военнопленных, участвовала в совместных лыжных пробежках, играла с ними в волейбол. По поручению Кирсанова перед выброской разведчиков в советский тыл шила для них варежки, вязала носки. Знала об их ходках и успешном возвращении и следовавших за этим наградах и поощрениях.
Рая наперед знала о предстоявших забросках разведчиков в советский тыл, даже хотела с одним из них, Емельяновым Виктором, передать оказией консервы и письмо в Ленинград, своей сестре.
От этой идеи ее отговорил сам разведчик, объяснив, что если его задержат, у сестры могут быть неприятности.
К началу 1942 года Егорова и Алексеева уже не представляли интереса для абвера и рассматривались как отработанный материал. К тому же советская контрразведка даже не обозначала попытки, кроме случая с заброской Белоусова, выйти на контакт с ними. Вреда же и хлопот от их пребывания в разведпункте было больше, чем сомнительных выгод от их присутствия в нем в качестве приманки.
В конце февраля 1942 года Кирсанов вывез Алексееву в Псков, где ее определили на работу в бензозаправочную часть. 27 июля из разведпункта убрали и Егорову.
К Сиверскому разведпункту имела отношение и «тетя Нюра». Арестованные на нашей стороне немецкие разведчики, прошедшие через абвергруппу-112, то есть разведпункт, говорили о ней, что она родом из Перми, настроена патриотически, якобы даже помогала партизанам, что ее муж по фамилии Герасимов находится в действующей Красной Армии, а два сына вывезены в Германию в порядке трудовой повинности.
Настоящее имя «тети Нюры» — Лянгузова Анна Демьяновна. Родилась она в 1903 году, правда, не в Перми, а в поселке Уни, Унинского района, Кировской области. В Перми она жила с 1921-го по 1936 год, а потом приехала в Старо-Сиверскую, проживала вначале на территории «Корниловской дачи», а после выселения — в доме № 5 по Малой Набережной улице, в том самом, с веранды которого просматривалась территория разведпункта, что позволяло хозяйке знать в лицо всех обитателей зоны. Лянгузова дважды была замужем, но мужа с фамилией Герасимов у нее не было. Она имела только от первого брака сына — Г.М. Лянгузова, 1926 года рождения. Весной 1942 года он добровольно выехал на работу в Германию, где получил место на заводе в городе Ауренбурге. Мать переписывалась с ним вплоть до своего ареста в феврале 1944 года. Ее второй муж — Н.М. Теплоухов, на самом деле находился в действующей армии. Известий о нем она не имела.
По показаниям самой Лянгузовой, в июне 1942 года она вступила в интимную связь с сотрудником немецкой контрразведки по имени Рудольф, который работал под прикрытием должности старшего переводчика в Сиверской комендатуре. В своих показаниях о начале не интимного сотрудничества с контрразведкой Лянгузова путалась. Сначала сказала, что Рудольф завербовал ее без отбора подписки в июле 1942 года, затем непонятно почему показала, что вербовка состоялась годом позже. Немецкая контрразведка при вербовке осведомителей не брала у них подписки и не выплачивала им в отличие от агентов ежемесячного денежного вознаграждения. Награда за службу ограничивалась выдачей пайка в размере, положенном немецкому солдату, и еще некоторыми льготами, как то: справкой об освобождении от трудовой повинности, возможностью проезда в другие населенные пункты, посещения леса и т. д. Именно такими льготами и пайком пользовалась Лянгузова на основании выданной Рудольфом от имени комендатуры справки, что она занимается стиркой белья для немецкого персонала. Это не соответствовало действительности, белье она стирала только для Рудольфа и интенданта комендатуры Коллера, у которого получала паек. Справку, выданную Рудольфом, как она утверждала, у нее выкрали вместе с сумочкой незадолго до ее ареста в феврале 1944 года.
Соседки, которые давали свидетельские показания по уголовному делу, подозревали ее в сотрудничестве с немецкой контрразведкой и нередко спрашивали, почему она так часто ходит в комендатуру, что она там делает. Та каждый раз, как и велел ей Рудольф, отвечала, что возвращает выстиранное белье.
По показаниям Лянгузовой, Рудольф еженедельно проводил с ней встречи в помещении комендатуры, в ходе которых инструктировал ее, как себя вести. Кроме того, Рудольф, чтобы в какой-то степени обезопасить Лянгузову, рассказал ей о пяти известных ему немецких агентах, в общении с которыми следовало проявлять осторожность и не вступать в близкие отношения, назвал их по именам и кличкам.
Даваемые Лянгузовой задания касались прежде всего выявления в местах скопления местных жителей неизвестных лиц. В этой связи она приютила у себя дома дезертировавшего из немецкой армии чеха по имени Степан и выдала его Рудольфу. Позже ей стало известно, что по пути в тюрьму Степан подорвал немцев гранатой, бежал, но был схвачен и расстрелян.
В УНКВД постепенно накапливалась информация по Сиверскому разведпункту. В начале июля 1942 года были арестованы еще два разведчика оттуда — Набоков и Кадыров. Наряду с другой информацией они
