Шиллинглоу прокашливается.

– Естественно, мы приготовились. Посвятим этой истории целый раздел. Дополнительный выпуск, может быть два. Печатники будут работать до семи тридцати, так что материал выйдет на два с половиной часа позднее, чем обычно.

– Хорошо.

Лавлок кладет декларацию обратно на стол.

– Сейчас нам необходимо определиться с тем, что мы собираемся сказать.

Два года тому назад, когда Лавлок только-только купил 'Абердин ивнинг телеграф', после каждого подобного заявления следовали долгие, ожесточенные споры. Шиллинглоу, журналист старой школы, человек, прошедший все ступени журналистской карьеры, от помощника репортера до главного редактора, помнит времена металлических печатных форм и засилья профсоюзов, хоть и считает себя человеком, идущим в ногу со временем, не может отделаться от нескольких, глубоко укоренившихся убеждений. Например того, что владелец издания должен им владеть, а издатель издавать.

Однако очевидно, что Шиллинглоу отстает от жизни, и его огни, если можно так выразиться, медленно гаснут. Лавлок с самого начала дал ясно понять, что, когда ему нужен тот или иной материал, дело Шиллинглоу обеспечить публикацию. Деятельность Лавлока и принадлежащие ему компании надлежит восхвалять, а конкурентов, напротив, выставлять с наихудшей стороны. Если такой подход Шиллинглоу не устраивает, ему только и нужно, что заявить об этом открыто. Кого-кого, а нового главного редактора Лавлок найдет без труда.

Шиллинглоу такой подход не понравился и не нравится до сих пор, но он долго и старательно карабкался к своей нынешней должности и в своей принципиальности не заходит так далеко, чтобы пожертвовать всем, чего добился упорным трудом. Кроме того, это происходит не так уж часто. По большей части Лавлок предоставляет ему полную свободу. Лишь когда возникает необходимость, он вытаскивает редактора и чуть ли не диктует ему текст. Как сейчас.

Ясно, что трагедия 'Амфитриты' станет главной темой во всех национальных изданиях, в телевизионном эфире и на радио. С этим ничего не поделаешь, повлиять на неподконтрольные ему СМИ Лавлок не может, но он понимает, какое значение имеет максимально благоприятное освещение случившегося в местной печати. И не только потому, что с позицией местной прессы наверняка захотят познакомиться многие влиятельные особы. В конце концов, по прошествии дней, может быть недель, когда шумиха уляжется и иногородние репортеры разъедутся по домам, 'Абердин ивнинг телеграф' должна будет по-прежнему обслуживать свой избирательный округ.

– Необходимо, – говорит Лавлок, – чтобы так или иначе были освещены четыре позиции. – Он вручает редактору рекламную листовку компании, на которой наскоро набросал заголовки. – Показатели безопасности, забота и сострадание, моя личная биография и юридический статус компании.

Именно так, в этой последовательности. Прежде всего – безопасность. В этом смысле наши показатели исключительны. Мы работаем тридцать лет, и за все время это первый несчастный случай на наших линиях. Единственный! Показатели таковы, что любая авиакомпания рада бы удушить нас от зависти, и наши конкуренты из других судоходных компаний тоже. У нас лучшая в Шотландии ремонтная команда, а капитан 'Амфитриты' Эдвард Саттон был вторым по опыту и стажу среди наших судоводителей. Всего два месяца назад он прошел обязательный двухгодичный тест на тренажерах и выдержал испытание с блестящим результатом. И уж само собой, 'Амфитрита' была оснащена в полном соответствии со всеми национальными и международными инструкциями. Вот, они у меня все здесь. Правила пассажирских перевозок, грузовых, все соблюдалось неукоснительно. Ни одна проверка не выявила никаких нарушений.

– Иными словами, это не наша вина. Вы хотите, чтобы я настаивал на этом?

– Именно. Вините погодные условия, божественное правосудие, хоть милашку принца Чарльза. Кого и что угодно, только не нас.

– А производителей?

Лавлок позволяет себе легкую улыбку.

– Вы меня опередили. 'Амфитрита' была построена немецкой фирмой под названием 'Кремер – Штайнбах'. Как раз сейчас двое сотрудников по моему поручению тралят мелкой сетью всю историю кораблекрушений, чтобы выяснить, к скольким и каким инцидентам были причастны их суда. Мы предоставим вам эту информацию как можно скорее.

– А если ее не окажется?

– Тогда нам придется прибегнуть к намекам и инсинуациям. У вас хорошие юристы. Они подскажут, как далеко можно зайти в этом направлении, чтобы все сошло нам с рук.

– Догадываюсь.

– Хорошо. Далее: забота и сострадание. Само собой, 'Паромные перевозки' ответят на любые вопросы и предоставят помощь консультантов-психологов всем, кто этого пожелает. Спасшимся пассажирам, их близким, участникам спасательной операции – всем. К нам приедут консультанты из Эдинбурга и Глазго, и они пробудут здесь столько, сколько потребуется. Директора компании уже сегодня отправятся в больницу, к уцелевшим. Кроме того, они побывают и на похоронах. И каждый их шаг должен быть расписан наилучшим образом. Все должны знать, что мы заботливая, сострадательная компания, делающая все возможное, чтобы облегчить людям боль.

– Ага, только у меня проблемы со штатом. Мои люди уже валятся с ног.

– Когда и куда направить репортеров, мы вам сообщим. А где вы их возьмете, это уже ваша забота.

Шиллинглоу кивает.

– Следующий пункт – моя биография. Где, как вы ее пропихнете, дело ваше, хоть некролог печатайте, но людям необходимо напомнить о моем жизненном пути. О том, как я начинал это дело практически с нуля, с одной-единственной калоши, курсировавшей меду Дувром и Гавром, как влезал в долги, набирал кредиты, чтобы создать флот из самых надежных, самых современных паромов. Как разрабатывал новые маршруты, проводил энергичную маркетинговую политику. Короче говоря, не побоялся пойти на риск и выиграл. Напомните, что цены при мне снизились настолько, что для многих и многих перестало быть проблемой сплавать на континент не только на недельку-другую, но и на денек. К концу восьмидесятых моя компания стала ведущей в стране фирмой своего профиля, а в 1986-м и 1988 годах меня дважды объявляли