«законы»? В начале декабря 1920 года в журнале «Военмор» Хлебников опубликовал статью «В мире цифр». Там он обращался к событиям революции и Гражданской войны, искал повторяемость этих событий и опять оперировал знакомыми по его старым работам числами 365, 48, 317. В то же время все чаще в его формулах встречается число 243. Из интересных свойств этого числа Хлебников отмечает то, что 243 = 35. Это число оказывается «чертой обратности событий», например: 25 мая 1918 года чехословацкий корпус выступил против большевиков. Это было самым крупным вмешательством союзников во внутренние дела России. Через 35 дней было 23 января 1919 года – «приглашение участвовать в мирных переговорах на Принцевых островах, как отказ от воздействия грубой силой». Значит, число 35 разделяет противоположные события, «меняет знак события». Надо было сделать еще один шаг, и вот «закон» найден, Хлебников формулирует его: «Мой основной закон времени: во времени происходит отрицательный сдвиг через 3n дней и положительный через 2n дней; события, дух времени становится обратным через 3n дней и усиливает свои числа через 2n... Когда будущее становится благодаря этим выкладкам прозрачным, теряется чувство времени, кажется, что стоишь неподвижно на палубе предвидения будущего. Чувство времени исчезает, и оно походит на поле впереди и поле сзади, становится своего рода пространством».
Хлебников чувствовал себя совершенно счастливым. Дело его жизни почти завершено – остается только рассказать об этом людям, опубликовать свои труды. Конечно, он был наивен. «Англичане дорого бы дали, чтобы эти вычисления не были напечатаны!» – таинственно говорил Хлебников Алексею Крученых. Крученых смеялся и говорил, что англичане гроша не дадут. Но Хлебников не верил. О своем открытии он пишет друзьям в Москву и Харьков и теперь уже собирается приложить все усилия к напечатанию своих трудов. Пока же он как штатный лектор читает доклад «Коран чисел». Доклад получился неудачным. Он пишет сестре:
«...От меня вдруг улетели все мои мысли, и мой очарованный мир покинул меня, точно я изменил ему. Все видения будущего вдруг покинули меня, точно ненужное дерево стая отдыхавших голубей.
Это случилось после того, как я в последний раз в жизни поверил людям и прочел доклад в ученом обществе при университете „Красная Звезда“.
Правда, я утонченно истязал их: марксистам я сообщил, что я Маркс в квадрате, а тем, кто предпочитает Магомета, я сообщил, что я продолжение проповеди Магомета, ставшего немым и заменившего слово числом.
Доклад я озаглавил „Коран чисел“.
Вот почему все те, чье самолюбие не идет дальше получения сапог в награду за хорошее поведение и благонамеренный образ мысли, шарахнулись прочь и испуганно смотрят на меня».
А в письме к своему харьковскому знакомому В. Ермилову Хлебников с горечью сообщает, что, если люди не захотят научиться искусству предвидеть будущее, он будет обучать ему лошадей.
Вскоре после этого доклада Хлебников уволился с должности лектора. Опубликовать «Законы времени» в Баку практически не было никакой возможности. Ни Городецкий, ни Крученых такой материал не взяли бы, тем более не взяли бы его в университетском издательстве, где печатался Вячеслав Иванов.
Самым интересным из всех новых бакинских изданий был журнал «Военмор», где появилась статья Хлебникова «В мире цифр». Своими лучшими качествами журнал был обязан главному редактору Андрею Журбенко. Моряки, знакомые Хлебникова, А. Лоскутов, Н. Солнышкин публиковали там свои стихи; М. Доброковский – свои рисунки. Рядом публиковались стихи У. Уитмена, строки Ф. Ницше. Главный редактор писал о текущих событиях. В преддверии Съезда народов Востока Журбенко опубликовал передовицу «Освобождение Ближнего Востока», а эпиграфом взял строки Уитмена, под которыми мог бы подписаться и Хлебников.
Тогда, в первые революционные годы, Хлебникову, и не только ему одному, казалось, что такое братство людей – дело недалекого будущего и скоро Правительство земного шара будет управлять всем человечеством, а войны уйдут в прошлое. Хлебников даже присмотрел место, где можно было бы устроить резиденцию Правительства. Ему понравились рассказы Бориса Самородова про остров Ашур-Аде в Каспийском море. Там даже в декабре цвели дикие нарциссы и кактусы – замечательное место для Председателей земного шара. Останавливало только то, что там нет радио. Самородов часто рассказывал Хлебникову про эти острова на Каспии, про Персию, где он недавно побывал. Хлебников с интересом слушал эти рассказы и сам мог говорить о Персии часами. Но пока никакой возможности попасть туда не предвиделось.
Несмотря на то что в Баку у Хлебникова было много друзей и знакомых, опубликовать найденные «законы времени» он не мог. Более того, никто серьезно к ним не относился и не хотел про это слушать. Единственным человеком, который относился к хлебниковским идеям серьезно и внимательно, был Вячеслав Иванов, но и он ничего не мог сделать для поэта. Хлебников часто заходил к Иванову и рассказывал о своих открытиях. Иванов даже защищал Хлебникова от нападок своих учеников, не желавших слушать математические вычисления поэта. Он объяснял, что в воззрениях Хлебникова об угадывании грядущих событий ничего невероятного нет. «„И Ангел вострубит, что времени больше не будет“, – может, вы, Велимир, этим ангелом и будете», – сказал он Хлебникову.
Иванов и дальше поддерживал Хлебникова. «Детерминизм полный совершенно вяжется с моим мировоззрением, – объяснял он М. Альтману, – я полагаю, что мы, будучи существами вообще свободными, здесь, в жизни, именно несвободны. Мы были до рождения вольны в своем выборе, но выбрали – пропало: назвался груздем – полезай в кузов. Так что с этой стороны опыты Хлебникова мне не враждебны, что же касается „закона достаточного основания“, то мы всегда эмпирически ограничиваемся конечным числом причин, хотя для каждого явления причин бесконечно много. Но Велимир не причины хочет отыскать, а только временную связь аналогичных событий, а аналогичность есть та единая, назовем ее красная, нить, которая в многоразличных явлениях среди всех множеств других нитей явно выделяется».
Впрочем, Альтмана, как сторонника «здравого смысла», такие объяснения учителя все равно не удовлетворяли. Альтман видел перед собой безумца, страдавшего навязчивыми идеями. И все же позже, когда до Альтмана дошла весть о смерти Хлебникова, он запишет в своем дневнике: «Косматый, лохматый, немытый, с длинными нечесаными волосами, со спутанной бородой, высокого роста – он показался мне необычайным. Было что-то в нем детски-трогательное, средь всех кругом себя выпячивающих он один был воплощением начала полного забвенья себя. Каратаев Платон был в сравнении с ним человеком с претензиями».
Все попытки друзей приучить Хлебникова к нормальной, с их точки зрения, жизни были напрасны; с потрясающим упорством он шел ему одному ведомым путем. Однажды Хлебников отправился в татарскую лавочку, чтобы обменять на табак единственную оставшуюся у него пригодную вещь – мешок из плотной ткани. Он вертел перед татарином мешок и говорил: «Мешок крепкий... хороший мешок...» Татарин брезгливо потрогал мешок и возвратил владельцу со словами: «На шыто такой мэшок? Пилахой мэшок... совсем пилахой...» И Хлебников тут же согласился: «Да? Плохой? Пожалуй, он действительно неважный».
Ольга Самородова вспоминает, что осенью 1921 года, с приближением холодов, она стала допытываться у Хлебникова, что он собирается делать. «Буду пробираться в Горскую республику, – ответил поэт, – там, говорят, дают всем даром обувь, одежду». – «Да где же вы видели такие республики, где людям что-нибудь даром дают? Нет их, таких республик, забудьте об этом!» – воскликнула Ольга. Хлебников покорно согласился: «Да? Вы думаете, нет таких?»
Но если поездка в Горскую республику была из области фантастики, то Персия была вполне реальна. Об этой удивительной стране Хлебникову рассказывали Буданцев в Астрахани, Ермилов в Харькове. Здесь, в Баку, о Персии рассказывали побывавшие в этой стране Городецкий, Б. Самородов и многие другие. Сам Хлебников еще раньше провозгласил: «В струны великих, поверьте, ныне играет Восток». Берега Каспия давно уже были «населены» героями его произведений. Теперь Хлебникова больше всего привлекает образ реформатора ислама Мирзы Баба и его последовательницы, поэтессы Гурриэт эль Айн, убитой по приказу шаха в 1852 году. В них он видит близких себе по духу людей, к ним обращены его помыслы и замыслы. Под впечатлением Съезда народов Востока Хлебников восклицает:
