протяжении всего XX века железнодорожный транспорт оставался главным средством перевозок, и строительство железных дорог развивалось примерно так, как предполагал Хлебников. Это и Турксиб, и Байкало-Амурская магистраль, и построенные в годы советской власти железнодорожные линии в Сибири, на Урале, на Дальнем Востоке.
В Харьковском клубе «Коммунист» в 1920 году слушать лекции Хлебникова не захотели. В условиях полнейшей разрухи, голодных пайков, отсутствия не только электричества, но и керосина, выступление Хлебникова казалось неуместным. Его так и не утвердили в должности лектора. Однако связь Хлебникова с литературной студией при клубе «Коммунист» не порывалась, его приглашали на поэтические вечера, где он читал свои стихи.
Харьковский период был чрезвычайно плодотворным для него. Весной 1920 года Хлебников читает в литературной студии стихотворение «Единая книга»:
Далее страницами единой книги поэт называет моря, а великие реки – «шелковинками-закладками», где остановился взором читатель. Как вспоминает очевидец, «нараспев называя Нил и Обь, Миссисипи и Дунай, Замбези и Волгу, Темзу и Ганг, он постепенно воодушевлялся и резко повысил голос (обращаясь не то к себе, не то к кому-то из аудитории): „Да, ты небрежно читаешь. Больше внимания! Слишком рассеян и смотришь лентяем, точно уроки Закона Божия. Эти горные цепи и большие моря, эту единую книгу скоро ты, скоро прочтешь!“ На этот раз его слушали сосредоточенно. Аудитория была пестрой. Студийцы, райкомовцы, сотрудники губисполкома, несколько сотрудников Поюгзапа (политотдел Юго-западной армии), рабочая молодежь с паровозостроительного... Даже шумливые подростки, недавние гимназисты младших классов, ставшие учениками „единой трудовой“, прибегавшие в клуб ради величайшего лакомства тех вечеров – бутербродов с повидлом, даже они притихли. Закончив выступление, Хлебников неожиданно сник, погрустнел, замкнулся в себе. Видимо, ему было очень трудно выступать перед аудиторией, делиться тем, что он долго вынашивал. Когда ему стали задавать вопросы, он почти не отвечал, ограничиваясь бормотанием про себя».[114]
Тогда же Хлебников объединил это стихотворение с несколькими другими в цикл «Азы из узы». «Азы» – слово многозначное. В слове «азы» слышится и «аз» – «я», и начала, и Азия, куда Хлебников всегда стремился и в мыслях, и в стихах, и в жизни. «Узы» – прежде всего оковы, из которых выходят освобожденная Азия и весь старый мир. В это время Хлебников пишет и грандиозную утопию «Ладомир»:
«Ладомир» можно перевести как мировой лад, грядущая мировая гармония. К воплощению этого понятия Хлебников стремился всегда: и называя себя Велимиром, и основывая общество Председателей земного шара, и мучительно размышляя над «законами времени». После революции и в годы красного террора в Харькове эта идея приобретает дополнительные черты. Первый вариант поэмы «Ладомир» заканчивался словами:
Хлебников отвергает этот вариант, и окончательный финал поэмы звучит так:
Еще в 1918 году, описывая бои в Москве, поэт говорил: «Первая заглавная буква новых дней свободы так часто пишется чернилами смерти». В рабочей тетради появилась запись: «Мировая революция требует мировой совести». Хлебников до конца жизни оставался мечтателем и утопистом в том смысле, что не переставал надеяться на мировую совесть и мировой разум. И верил, что его труды могут помочь человечеству на пути к Ладомиру. Для этого ему надо было увидеть свои труды напечатанными.
«Ладомир» писался очень быстро, поэма была закончена за одну ночь, «походя на быстрый пожар пластов молчания». Он говорил: «...мне нужно, чтобы это было напечатано, тогда я, как Антей, прикасаясь к земле, снова набираюсь силы». Помочь издать «Ладомир» вызвался молодой художник Василий Ермилов. Его брат работал в литографии железной дороги, там тиражом всего 50 экземпляров удалось размножить книгу. Текст для литографского камня переписал и выполнил рисунок для обложки сам Ермилов. Весь «тираж» был отдан Хлебникову. В продажу эти книги не поступали, их Хлебников только дарил своим друзьям.
Конечно, это было совсем не то, на что поэт рассчитывал. Эту публикацию он даже не включил в число своих работ, когда в начале 1922 года заполнял анкету для вступления в Союз поэтов. Ермилов, который чувствовал свою ответственность за данную книгу, весной следующего года в Москве сумел договориться об издании «Ладомира» в Государственном издательстве, однако и эти надежды не оправдались – книга не вышла.
В это время Хлебников пишет поэму «Разин» – уникальное явление в русской литературе. Вся поэма, а это более 400 строк, написана палиндромами, то есть строки читаются одинаково слева направо и справа налево. Сохранилось три редакции поэмы: таким образом, палиндромических строк Хлебников написал гораздо больше. В поэме излагается история последнего похода Разина:
Обычно в литературе практиковались однострочные палиндромы. Самый известный из них – «Я иду с мечем судия», созданный Г. Р. Державиным. Таким произведениям издавна приписывалась магическая сила, они использовались в заговорах и заклинаниях. Хлебников так объясняет значение палиндрома: это «заклятье двойным течением речи, двояковыпуклая речь». Другое его определение: «Слова особенно сильны, когда они имеют два смысла, когда они живые глаза для тайны, и через слюду обыденного смысла просвечивает второй смысл».
Он начинал писать палиндромы еще в футуристический период. В «Садке судей» (1913) был опубликован его «Перевертень». Идея «двойного течения речи» была связана для Хлебникова с поисками «законов времени». Почти одновременно с «Перевертнем» он создает драму «Мирсконца», где действие разворачивается в обратной хронологии событий. Обычной линейной последовательности, линейному развертыванию текста, необратимости времени поэт противопоставил свое видение. Ему, подобно герою повести «Ка», нет «застав» во времени. Ка (двойник человека) «в столетиях располагается удобно, как в качалке». В конце жизни по поводу открытых им «законов времени» поэт написал: «Когда будущее становится благодаря этим выкладкам прозрачным, теряется чувство времени, кажется, что стоишь неподвижно на палубе предвидения будущего. Чувство времени исчезает, и оно походит на поле впереди и поле сзади, становится своего рода пространством». Не так ли устроен и палиндром: то, что будет потом, уже заключено в начале стиха, читая его, мы двигаемся одновременно в двух направлениях.
Не случайно героем палиндромической поэмы оказывается Степан Разин. Разин – один из любимых героев Хлебникова. К образу этого казачьего атамана в начале ХХ века обращались и Василий Каменский, и Марина Цветаева. Но трактовка этого образа Хлебниковым принципиально отличается от подхода других поэтов. Для Хлебникова Разин – не герой из далекого прошлого, результат его действий актуален и сегодня. Себя поэт называет «противо-Разиным». Он – «Разин напротив, Разин навыворот», «Разин со знаменем
