не хочешь, как хочешь. Мое дело — спросить.

— Скажи, те, от кого ты пришла, знают, что это за лагерь «МТС»?

— Знают. Но они хотят знать фамилии, куда и когда.

— Сейчас я тебе еще ничего не могу сказать.

— Хорошо. Я буду к тебе приходить по вторникам и средам. И никаких бумаг, только устно. А теперь мне пора. Пропуск у меня до десяти.

— А кто тебе дает пропуск? И вообще всем, которые бегают сюда?

— Кто же еще. Староста.

— Староста?..

— Чему ты удивляешься?.. Я ведь дочь старосты деревни Шибаево. Это почти рядом. Отец — Волобуев Никанор Степанович. Запомни. О нём я тебе потом. — Еще раз оглянувшись кругом, она стремительно встала, тряхнула платье, сказала, как отрезала. — На сегодня все. Я провожу тебя до проходной, пусть видят, что мы с тобой спаровались. Годишься в ухажеры?.. Обнимай — и пошли.

Обняв ее за плечи, он почувствовал, какие они у нее тонкие и хрупкие, одни косточки. Совсем хлипкая девчушка, а сколько воли, сколько решительности! Кажется, надежная, если она та, за которую себя выдает. Обхватив Романа вокруг талии и прижавшись подрумяненной щекой к его плечу, она грустно запела: «Если б мне, рябине, к дубу перебраться…»

— Да, видишь вон тот дуб, что стоит в гордом одиночестве? — сказала тихо она. — Так вот, если график наших встреч почему-то нарушится, положи под кору два дубовых листка, увидишь гам, в самом низу, это будет значить, что все в порядке, и что в условленный день можно встретиться. Я тоже так сделаю.

Мимо них прошло еще две парочки в обнимку, одна из девушек окликнула:

— Привет, Ирка! Что, тоже обзавелась?

— А чем я хуже тебя?

— Знакомая, что ли? — спросил Роман.

— Из нашей деревни.

— Послушай, и чего они путаются с этими подонками?

— Не хотят быть угнанными в Германию.

— При чем тут Германия? Не понимаю.

— Надеются, что это спасет их. Как же, они тут уже «работают» на гитлеровских союзничков, — иронично, зло сказала Ирина. — И, представь себе, пока что спасает. Во всяком случае пока что никого из тех, что сюда бегают, не тронули, а остальных уже угнали. Староста даже справки дает: состоит в связях с немецкими союзниками. Нагрянет облава — пожалуйста, документик. Действует.

«Чем откупаются? Телом своим и моральным предательством», — с болью и негодованием подумал Роман и сказал:

— Действительно, дорогая плата за спасение. А когда наши придут, они им тоже предъявят эти справки?

— Может быть. Они сейчас об этом не думают.

— Такая плата дороже жизни. Ты тоже так поступила бы?

Ирина молча сдавила руку Романа, и он понял, что она ни за что бы не заплатила такую позорную цену за то, чтобы выжить, и он еще плотнее прижал ее к себе. Когда они в обнимку подошли к проходной, почти совсем стемнело. Ирина, разыгрывая влюбленную, на глазах постового смачно поцеловала Романа, протерла косынкой глаза, вроде бы всхлипнула и сказала:

— Смотри мне, Роман…

— А чего мне смотреть? Ты лучше за собой смотри, я вас, баб, знаю.

— Я ревнивая, глаза ей и тебе выцарапаю, запомни хорошенько.

— Ну что ты, душенька, мне еще воевать надо, как же я буду без глаз? — подыграл ей Роман, лукаво улыбнувшись.

— Потому и предупреждаю. Буду в среду, ладно? Согласен или нет?

— До среды еще дожить надо. Спокойной ночи. Топай.

— До свидания, мой капитан, — Ирина еще раз чмокнула его и пошла, побежала к лесу, ни разу не оглянувшись.

Глядя ей вслед, Роман все же с тревогой опять подумал: контрразведчик, как и сапер, ошибается только один раз.

— Что, товарищ капитан, баня была или пока что только предбанник? — спросил часовой, подсвечивая фонариком бумагу и отмечая срок возвращения Козорога.

— Я не люблю долго в предбаннике сидеть. Но ты тут гляди, если будешь еще стоять, чтоб она еще ни с кем… Сказала — в среду, а и во вторник может притопать, еще от кого-нибудь лишняя плитка шоколаду перепадет.

Над городом метались голубые мечи, слышалась горячая пальба зениток, и, казалось, вздрагивала земля от взрывов бомб, похоже, наши самолеты бомбили вокзал.

На следующий день произошло два чрезвычайно важных события.

Рано утром весь личный состав «лагеря» был выстроен возле штаба для прослушивания по радио обращения Геббельса к войскам. У выставленного в дверях приемника стоял переводчик и слово в слово выкрикивал речь главного нацистского пропагандиста: «…Солдаты, вчера за обедом фюрер отказался от минеральной воды и сказал, что он хочет пить воду только из Волги, и это скоро будет. Мы измотали русских, выравнивание линии фронта закончено, и непобедимая армия фюрера готова к решающему броску… Близок час, когда фюрер введет в действие новое невиданной силы оружие… Солдаты, еще немного усилий — и вас ждет домой благодарная великая Германия… Армия фюрера умеет при надобности отступать, дабы сохранить свои силы, измотать противника, но она также умеет наносить сокрушающие стратегические удары. Солдаты, вы в этом убеждались не один раз на полях Европы… Солдаты, вы победоносно прошагали всю Европу, для завершения наших великих целей, для вашего господства над миром осталось совсем немного… Солдаты, я вас спрашиваю, кто из вас будет удостоен чести первым доставить фюреру походную флягу с волжской водой? Я уже распорядился ее поставить на вечные времена в музее славы нашего тысячелетнего рейха…»

Когда радиоприемник умолк, раздалась команда «Смирно», и к средине строя вышли Лыньков и Фишер. Лыньков окинул взглядом строй, вынул из кармана лист бумаги и глянул на Фишера, тот кивнул.

— Капитан Козорог, два шага вперед! — скомандовал Лыньков.

У Романа от неожиданности дрогнули ноги: неужели? Неужели вчера была провокация? Спокойно, спокойно. Сделав два шага вперед, он вытянулся в струнку.

— Внимание! — трубно, в нос прогудел Лыньков. — Во-первых, надеюсь, все мы будем стараться выполнять желание фюрера, во-вторых, слушайте приказ наших союзников о награждении капитана Козорога. Приказ номер девятьсот семьдесят дробь десять. За проявленное мужество в борьбе с большевиками и за оказание помощи раненому немецкому офицеру…» — повернул голову в сторону Фишера, — вашему наставнику, храброму господину майору… «наградить капитана Козорога Романа Марковича орденом «Железный крест». С приказом ознакомить весь личный состав русской освободительной армии и подразделения особого назначения. Командующий группой «Центр»…

В тот же день Козорог был вызван в строго засекреченную и бдительно охраняемую комнату Фишера,