Я вспомнил и возразил:
— Разве нельзя попробовать что-нибудь еще?
Он невозмутимо заметил:
— Вот ты сам и признался.
— Не стоит придавать такое значение пустякам, — отвечал я. Этот тип время от времени начинал раздражать меня. — Я чувствую смущение. Не знаю, почему.
— Там что-то скрыто, и ты боишься, что все выйдет наружу. Но скорее всего, оно-то нам и нужно.
— Ну да, — пробормотал я. И разом прекратил сопротивление. — Давай дальше. — И лег.
Он долго молчал, чтобы я хорошенько разглядел потолок, а потом сказал:
— Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она расспрашивает тебя, а ты рассказываешь о детях.
Я лежал тихо. Ничего не происходило. Потом я услышал, как он встал, подошел к столу. Покопался в нем, раздался щелчок, а за ним последовал шелест. И вдруг я услышал собственный голос:
— Есть еще Джейни, ей одиннадцать, как и мне. Бини и Бони по восемь, они близнецы. Еще Малыш. Ему — три. — И звук собственного вопля…
А потом — ничего.
Я вывалился из темноты, размахивая кулаками. Сильные руки ухватили мои кисти. Они не пытались удержать меня на месте, только ограничивали движение. Я открыл глаза. Было мокро. Термос лежал на боку. Стерн согнулся надо мной, не выпуская моих рук. Я успокоился.
— Что случилось?
Он отпустил меня и медленно выпрямился.
— Боже, — сказал он, — какой разряд!
Я взялся за голову и застонал.
— Что это было?
— Я все время записывал твои слова, — пояснил он, — и раз ты никак не мог вспомнить, я попытался подтолкнуть тебя, воспользовавшись твоим же собственным голосом. Иногда это творит чудеса.
— Чудо состоялось, — проворчал я, — только во мне все пробки, кажется, перегорели.
— По сути дела, да. Ты колебался на границе нежелательного воспоминания и предпочел потерять сознание, лишь бы не входить туда.
— Чем же ты доволен?
— Осталась последняя траншея, — отвечал он.
— Мы уже у цели. Попробуем еще разок.
— Хватит. А то в ней и помру.
— Отнюдь. Ведь этот эпизод долго жил в твоем подсознании, и ничего, ты оставался жив.
— А на этот раз останусь?
— Давай попробуем.
Я поглядел на него сбоку, искоса и вдруг понял — он знает, что делает. Врач тихо пояснил:
— Теперь ты узнал о себе больше, чем прежде. Обратись к интуиции. Сам почувствуешь, как пойдут дела. До конца можешь не идти, оставь резерв для защиты. И не беспокойся. Доверься мне. Если станет совсем худо, я помогу. А теперь расслабься. Гляди на потолок и помни о больших пальцах ног. Не гляди на них, гляди вверх. Пальцы, большие пальцы. Не шевели ими, постарайся ощутить каждый. А теперь начинай считать пальцы по одному. Один, два, три. Ощути этот третий палец, ощути его, почувствуй, как он расслабляется, расслабляется, расслабляется. А потом следующий за ним на обеих ступнях расслабляется. Расслабляется, потому что расслабились и все прочие пальцы, все расслабились…
— Что ты делаешь? — закричал я.
Он отвечал тем же шелковым голосом.
— Ты мне веришь и пальцы твои тоже. Они расслабились, потому что верят мне. Ты…
— Ты пытаешься загипнотизировать меня. Я не согласен!
— Ты сам себя гипнотизируешь. Я просто направляю тебя на нужный путь. И никто не заставит тебя идти туда, куда ты не хочешь, но ты сам желаешь следовать в ту сторону, где твои пальцы расслабились, где…
И так далее. Где раскачивающийся золотой медальон на цепи, где яркий свет, где таинственные пассы? Я даже не видел Стерна. И не ощущал сонливости, о которой всегда говорили! И я захотел стать пальцем. Расслабленным пальцем. Безмозглым, идущим, одиннадцать раз, одиннадцать, мне одиннадцать.
Я раскололся надвое, и это меня нисколько не смущало. Одна часть следила за другой, возвращающейся в библиотеку, а мисс Кью наклонялась ко мне, шелестела газета на кресле, и я сидел в одном ботинке, шевеля пальцами другой ноги… я только слегка удивлялся всему этому. Гипноз гипнозом, но я оставался в кабинете Стерна. Лежал на кушетке, а Стерн гудел за моей спиной, и я в любой момент мог перевалиться на живот и сесть, и выйти отсюда. Только я не хотел. Ну, если гипноз таков — я за него. Поработаем.
Теперь в библиотеку.
…Бони и Бини по восемь, они близнецы. Еще малыш. Ему три.
— Малышу — три, — повторила она.
Сперва надавило, раздвигая, лопнуло, и в муках и блаженстве потонула боль.
Это было внутри. Все свершилось в один миг.
Малышу — три. И моему исполнилось бы сейчас три, только его не было никогда.
Дин, я открылась перед тобою. Открылась… или этого мало?
Его зрачки. Незримым мостом они связывали его мозг с моим. Знает ли он, чего мне все это стоит? Понимает ли? Не знает, не понимает, он опустошает меня, а я его наполняю. И он пьет, потом ждет, пока я наполнюсь, и вновь пьет, не замечая чаши.
Я увидела его, когда танцевала в лесу под солнцем и ветром. Я кружила, а он, замерев в тени, следил за мной. Я ненавидела его за это. Это был не мой лес. Не моя позолоченная лужайка в оправе из папоротника. И он, явившись сюда незваным, отнял у меня мой танец. Я ненавидела его за это. Он стоял, утопая по лодыжку в нежных влажных папоротниках, похожий на дерево, с ногами-корнями и в одежде цвета земли. Я остановилась тогда, он шевельнулся и превратился из дерева в мужчину, рослого, коренастого, с могучей мускулатурой. Грязное животное. Ненависть моя вдруг обратилась в страх, и я застыла.
Он знал, что сделал со мной, и не смущался. Не плясать мне больше: теперь я знаю, что у деревьев есть глаза, а лес полон высоких, широкоплечих, грязных животных-мужчин. И не закружиться мне, и не взмахнуть руками, не вспомнив того потрясения, что вызвал его непрошеный взгляд. Как я его ненавидела! О, как я его ненавидела!
Танец в одиночестве — то была тайна новоявленной мисс Кью, чопорной викторианки — полотно с кружевами — и абсолютно одинокой. Теперь же я навечно обречена принадлежать ему, потому что он украл мою тайну.
Он вышел на солнце и приблизился ко мне, чуть склонив огромную голову. А я застыла на месте, мгновенно окоченев до самой сердцевины. Рука моя замерла над головой, стан оставался изогнутым. Он спросил:
— Ты читаешь книги?
Не в силах двинуться, я вросла в траву. Жесткой рукой он тронул мою щеку и поднял мое лицо вверх, чтобы я поглядела в его глаза.
— Придется кое-что почитать для меня.
Я спросила:
— Кто ты?
— Дин, — отвечал он. — Будешь читать для меня книги?
— Какие еще книги? — вскрикнула я.
Он все еще держал меня за подбородок. Я подняла глаза, и они встретились с его зрачками! Мне показалось, что они готовы закружиться.
— Открой, — проговорил он, — и дай мне заглянуть.
