И в тот же миг он почувствовал, как по всему гигантскому растению прошла дрожь. Ствол наклонился, раздался хруст и какой-то журчащий шелест. Бастиану пришлось крепко ухватиться, чтобы не выкатиться из цветка, который опускался всё ниже и, наконец, принял горизонтальное положение. Вид на Перелин, который ему теперь открылся, был ужасающим.

Взошло солнце и осветило картину разрушения. От могучих ночных растений почти ничего не осталось. Гораздо быстрее, чем возникали, они рассыпались теперь под ярким солнечным светом в прах и превращались в мелкий разноцветный песок. Лишь кое-где ещё торчали громадные пни, но и они разваливались, словно башни песчаных крепостей, высохшие на солнце. Из всех растений устояло только то, в цветке которого сидел Бастиан. Но когда он попытался удержаться за лепестки цветка, они рассыпались под его рукой и развеялись по ветру облаком песчинок. Теперь ничто не мешало обзору, и он увидел, на какой головокружительной высоте находится. Чтобы не разбиться, ему нужно было поскорее спускаться вниз.

Осторожно, чтобы не вызвать ненужную тряску, он вылез из цветка и сел верхом на стебель, который согнулся, как удилище. Как только он это сделал, весь цветок за ним рухнул вниз, рассеявшись в падении облаком красного песка.

С величайшей осторожностью Бастиан стал двигаться дальше. Кто-нибудь другой, пожалуй, не вынес бы вида ужасающей пропасти, над которой он сейчас завис, и, охваченный паникой, разбился бы. Но Бастиан не знал, что такое головокружение и обладал железными нервами. Он понимал, что одно неловкое движение — и стебель обломится, и поэтому не мог допустить оплошности. Он медленно продвигался вперед, и наконец добрался до того места, где ствол снова выпрямлялся и становился вертикальным. Обхватив его руками, Бастиан сантиметр за сантиметром стал скользить вниз. Сверху на него сыпались тучи цветной пыли. Боковых ветвей уже не было, а если где и торчал ещё сучок, он рассыпался, как только Бастиан пытался на него опереться. Чем ниже, тем толще становился ствол, и его уже невозможно было обхватить руками. А Бастиан всё ещё находился очень высоко от земли. Он замер, размышляя, что же делать дальше.

Однако новая дрожь, охватившая гигантское растение, избавила его от дальнейших раздумий. То, что ещё оставалось от ствола, сдвинулось и образовало остроконечную гору, с которой Бастиан скатился кубарем, перекувырнувшись несколько раз и растянувшись у подножия. Его стало засыпать цветной пылью, но он выбрался на волю, вытряхнул песок из ушей, из одежды и пару раз хорошенько сплюнул. Потом огляделся.

Его глазам предстало невиданное зрелище. Повсюду песок пребывал в медленном, плавном движении. Он струился диковинными потоками и вихрями, собираясь в холмы и дюны разной высоты и протяженности, но всегда определенного цвета. Светло-голубой песок устремлялся к светло-голубому холму, зеленый — к зеленому, а фиолетовый к фиолетовому. Перелин рассыпался, превращаясь в пустыню, и какую пустыню!

Бастиан забрался на дюну из пурпурно-красного песка и, оглядевшись, увидел повсюду вокруг себя только холмы всех мыслимых оттенков. У каждой дюны был свой неповторимый цвет. Ближайшая была ярко-синей, другая — шафранно-желтой, за ней третья горела ярко-красным, индиго, цвета зеленого яблока, небесно-голубая, оранжевая, персиковая, бледно-лиловая, бирюзовая, сиреневая, цвета мха, рубиновая, коричневая, цвета охры и лазури. И так продолжалось дальше, от горизонта до горизонта, покуда хватало глаз. Ручьи золотого и серебряного песка бежали между холмами, отделяя один цвет от другого.

— Это Гоаб, — сказал Бастиан вслух, — Разноцветная Пустыня!

Солнце поднималось всё выше и выше, и жара становилась убийственной. Воздух над пестрыми дюнами стал сверкать, и Бастиан понял, что на этот раз попал в действительно сложную ситуацию. Было ясно, что в этой пустыне ему оставаться нельзя. Если ему не удастся отсюда выбраться, он очень скоро умрет от жажды.

Он невольно ухватился за Знак Девочки Императрицы у себя на груди в надежде, что он его выведет. И решительно двинулся в путь.

Он поднимался и спускался с одной дюны на другую. Час за часом он пробирался вперед, но ничего, кроме дюн, не видел. Менялись только их цвета. Сказочная сила была ему больше не нужна, потому что пространства пустыни силой не одолеешь. Воздух колыхался, словно горячее дыхание преисподней, и дышать им было почти невозможно. Во рту у него пересохло, по лицу струился пот.

В зените огненным клубящимся шаром стояло солнце. Оно стояло там уже давно, и казалось, что оно не сдвинется с места. Этот день в пустыне был таким же долгим, как ночь в Перелине.

Бастиан шел всё дальше и дальше. Глаза его пылали, а язык задубел. Но он не сдавался. Его тело стало поджарым, а кровь в жилах так загустела, что с трудом текла. Но Бастиан шел дальше, медленно, шаг за шагом, не торопясь, но и не останавливаясь, как ходят по пустыням все опытные путешественники. Он не обращал внимания на муки жажды, которые испытывало его тело. В нём проснулась железная воля, и теперь ни усталость, ни лишения не могли его сломить.

Он думал о том, как быстро раньше он падал духом. Он начинал сотни новых дел и бросал их при малейшей трудности. Он вечно заботился о еде, до смешного боялся заболеть и страшился боли. Теперь всё это было в далеком прошлом.

Пересечь Разноцветную Пустыню Гоаб ещё никто никогда не отваживался, да и после него никто на это не решится.

Вероятно, никто и не узнает об его подвиге.

Эта мысль сильно огорчила Бастиана. Но она не могла его остановить. Всё говорило о том, что пустыня Гоаб невероятно велика и он никогда не доберется до её края. Знание того, что, несмотря на всю его выносливость, ему предстоит погибнуть, его не пугало. Он примет смерть спокойно и с достоинством, как это принято у охотников племени Атрейо. Но так как никто не отважится отправиться в эту пустыню, некому будет поведать о гибели Бастиана. Ни в Фантазии, ни дома. Просто он будет считаться без вести пропавшим, словно никогда и не был в Фантазии и в пустыне Гоаб.

Пока он шел и думал об этом, ему в голову вдруг пришла идея. Вся Фантазия была в книге, в которой писал Старик с Блуждающей Горы. Эта книга — Бесконечная История, которую он сам читал на чердаке. Возможно, и всё то, что он переживает теперь, там тоже описано. И очень даже может быть, что кто-то другой однажды это прочтет — а может, читает сейчас, в эту самую минуту. Значит, вполне возможно дать этому Кому-то знак.

Песчаный холм, на котором стоял в это время Бастиан, был цвета ультрамарин. За ним, отделенная лишь узкой ложбинкой, была огненно-красная дюна. Бастиан подошел к ней, обеими руками зачерпнул красного песка и отнес его на голубой холм. Там он рассыпал его по склону длинной линией. Потом вернулся обратно, принес ещё красного песка и проделал это несколько раз подряд. Через некоторое время на синем фоне появились три гигантские красные буквы:

С удовлетворением оглядел он дело рук своих. Каждый, кто будет читать Бесконечную Историю, не сможет не заметить этот знак. Что бы с ним теперь ни случилось, люди узнают, где он погиб.

Он сел на вершину огненно-красной горы, чтобы немного передохнуть. Три буквы ярко светились под солнцем пустыни.

Ещё одно воспоминание о себе в человеческом мире стерлось из памяти Бастиана. Он больше не знал о том, что раньше был чувствительным, иногда даже плаксивым. Его наполнила гордость за свою выдержку и выносливость. Но вот уже заявило о себе новое желание.

— Хоть страха у меня и нет, — сказал он по обыкновению самому себе, — но вот чего мне недостает, так это настоящего мужества. Уметь терпеть лишения и переносить трудности — великое дело. Но смелость и отвага — это же совсем другое! Я хотел бы пережить настоящее приключение, когда потребуется невероятное мужество. Здесь, в пустыне, никого и не встретишь. А было бы здорово повстречать опасное существо — только не такое чудовищное, как Играмуль, но ещё опаснее её. Оно должно быть красивым, но одновременно и самым опасным творением Фантазии. Я бы выступил против него и…

Бастиан не закончил, потому что в тот же миг почувствовал, как под ним трясется земля. Это было