Хватит, хватит, — попытался остановить его Джованни, — а то мне еще на бдение возвращаться. И вообще, не смешите меня так, еще моя бабушка, мать моей матери, говорила: сильно смеяться — к слезам.

— Глупости, — ответил де Бельвар.

Абсолютные, — фыркнул Джованни. Он был в таком состоянии, что, как говорится, только палец покажи. — Но мне и вправду в церковь надо, — Джованни попытался принять серьезный вид. — А вы, Гийом, оставайтесь здесь спать.

«Здесь» — это у вас что ли? — с шутливым вызовом спросил Де Бельвар. — Вот еще, в самой дешевой гостинице и то лучше устроишься. Где вы мне спать прикажете, на скамье? Кровать-то у вас узкая, все одно походная.

— Да перестаньте, меня же всю ночь не будет, — опять засмеялся Джованни.

— Так она для меня одного узкая, — граф тоже смеялся.

— Мое дело предложить, ваше дело отказаться, — пожал плечами Джованни. — Если уж вы твердо решили не пользоваться моим гостеприимством, открою вам тайну, — моя кровать не только узкая, а еще и скрипучая.

— Вот-вот, только такого гостеприимства от вас и можно ожидать, — де Бельвар разлил по кубкам очередную порцию вина. — За вашу достойную удивления неприхотливость!

— Нет, правда, не поедете же вы на ночь глядя в Стокепорт, — не отставал Джованни.

— Не беспокойтесь, не поеду. Я остановился у одного силфорца, купца-перекупщика, моего давнишнего знакомца. Может, вы его знаете? Тибо Полосатый.

— Почему Полосатый?

— Одевается пестро, — де Бельвар отрезал себе большой кусок пирога. — Надо вам его представить, он человек дельный, надежный и держать себя умеет. Он в юности оруженосцем был, при пуатевинском дворе кормился, рыцарем хотел стать, да только денег ему недоставало. На турнирах не каждый может себя проявить, не для всех годится пример Марешаля, да и на войне ему что-то не везло.

— А кто это, Марешаль? — спросил Джованни.

— Пройдоха, каких мало, я вам потом как-нибудь про него расскажу. Так вот, этот Тибо Полосатый, который тогда еще не прозывался Полосатым, решил сначала на вооружение себе подкопить, торговать принялся, заказывал товары в Аквитании и доставлял местным модникам сюда, в Англию. Товар у него всегда был самый куртуазный, французский да запиренейский. Так и повелось, втянулся он в это дело, и через несколько лет удачной торговли посчитал себя уже не годным для рыцарской жизни. С тех пор и торгует по всему северу до самой Шотландии, что ему ни закажи, достанет. Вино вот это, из Перигора, музыкальные инструменты, книги. Если вам надо, найдет, какую скажете. Ткани редкие, гобелены, ковры, — все, что требуется. У него здесь, в Силфоре, резиденция, как он это называет. Из-за торговой развилки Честер — Йорк — Ланкастер. Дом небольшой, но роскошный, и меня там дожидаются, я обещался. Тибо нам с вами, Жанн, пригодится еще, — добавил граф, — в Силфоре коммуны нет и не будет, пока я жив, но горожане устраивают промеж собой советы, не гласно, а Тибо на эти их посиделки вхож, так что он мне все их секреты передает.

— И силфорцы не знают? — удивился Джованни.

— Куда там, они ж дураки, — де Бельвар потянулся и зевнул.

— Ступайте тогда с Богом к своему Тибо Полосатому и ложитесь спать, завтра с утра крестный ход, — Джованни поднялся из-за стола.

— Вам бы, как и мне, отдохнуть не мешало, Жан. Завтра у нас длинный день, — де Бельвар поднялся тоже. — Я послал сообщить нескольким своим баронам, у кого земли поблизости, что буду на Пасху у вас в Силфоре, так что ждите гостей.

— Вы мне только теперь это говорите?! — всполошился Джованни.

— Да что с вами, Жан? Они все мои вассалы, — граф хитро подмигнул Джованни, — а мои вассалы — ваши вассалы.

— Странная шутка, я ведь тоже ваш вассал, — смутился Джованни.

— Может, для всех прочих — да. Но для меня… — де Бельвар не умел, да и не любил выражать свои чувства, возможно оттого, что ему никогда еще не доводилось этого делать, поэтому он оборвал себя на полуслове. — Хотя, конечно, вы обязаны мне помощью и советом, — сказал он, — оставайтесь с Богом, Жан, и покойной ночи.

— Идите с Богом, Гийом, — вздохнул Джованни, — завтра увидимся.

Утром прибыли бароны честерского севера, среди них знакомый Джованни господин Аштона и его приятель, владелец Дунхам-Месси, а также могущественный барон де Ласи, констебль де Бельвара. Вместе с баронами понаехало множество служилого люда. Дряхлая постройка церкви Святой Марии Силфорской, казалось, не выдержит такого количества народу в своих старых стенах и развалится по трещинам, как расползается по швам вытертая ткань. Не спавший ночь Джованни ухитрился безошибочно провести всю праздничную службу, но благословив наконец паству и удалившись в сакристию, сразу почувствовал себя безмерно уставшим. Он даже мечтательно взглянул на сундук с облачением, прикинув, можно ли было бы на нем разместиться поспать. Из этого рассеянного состояния его вывел оруженосец де Бельвара, доложивший, что граф требует Джованни в епископский дом. Оруженосец так и сказал: «Требует». Джованни пробурчал: «Господи, ни минуты покоя», — и поплелся домой. Едва переступив порог, он сразу догадался, в чем дело. Ему доставили с рынка припасы на подарки каноникам. Граф стоял над этими подарками, скрестив руки на груди.

— Так, значит, вы деньгами распоряжаетесь? — вместо приветствия начал он.

— Гийом, ведь праздник, — пробормотал Джованни.

— Праздник! Я вам деньги давал не для того, чтобы вы этих проходимцев кормили, — перебил его де Бельвар. — Вы сами прекрасно знаете, что от ваших благодеяний никакого толку не будет, они как были неблагодарные твари, так неблагодарными тварями и останутся.

— Гийом, что ж мне с ними делать? Они подарков ждали и рассердились бы, если б я…

— Рассердились бы они, — с издевкой воскликнул граф. — Посмотрите, какие важные персоны, надо их умасливать! Да с ними чем хуже, тем лучше.

Джованни нечего было возразить, и де Бельвар продолжал в запале:

— Деньги я давал для вас, на ваши нужды, я и баронов сюда пригласил, чтобы они вам пожертвований привезли, а то живете как голодранец. И с вашим умением деньгами распоряжаться вы, Жан, так голодранцем и останетесь.

— Если вы недовольны, можете забрать ваши деньги и тратить их на меня по своему усмотрению, — ответил Джованни.

— Хорошо, я подумаю над этим, — совершенно серьезно согласился де Бельвар.

Джованни, возможно, следовало бы обидеться, но то ли он слишком устал, чтобы спорить, то ли просто не способен был обижаться на своего любимого графа. Как бы то ни было, он предпочел признать свое неумение обращаться с деньгами, ибо своих собственных свободных денег у него во всю жизнь не водилось. Де Бельвар посчитал инцидент исчерпанным и уже спокойно и доброжелательно предложил Джованни возвращаться в церковь, где накрывали столы пасхального званого обеда, слишком многолюдного для весьма скромных размеров залы епископского дома.

— Не будем заставлять их ждать, они голодные, — сказал граф. Джованни послушно поплелся за ним, рассудив, что если уж никак не удастся прилечь, то лучше хотя бы сидеть.

Обед был подан весьма роскошный, не меньше шести перемен блюд, о чем, разумеется, позаботился граф, щедрой рукой добавив средств к праздничным расходам Джованни. Каноники, которым досталась нижняя половина стола у самых дверей, притихли, робея столь высокого общества, и вместе с тем лопались от гордости: в их церкви сроду такого не бывало, чтобы за одним столом с ними, да столько знати. Они