Я посветил вверх, и вниз, и по углам гроба.
– Это все, что я ожидал найти здесь. Я могу развернуть труп, если хочешь, только…
– Не надо. Обойдемся без этого. Давай опустим крышку на место.
На это ушло немало времени, а потом столько же на то, чтобы перекидать землю обратно – приблизительно на то же место, где она находилась раньше. Очевидно, пройдет не один год, прежде чем следы раскопа перестанут быть заметными, но крайне маловероятно, чтобы наш местный констебль, упитанный молодой человек, пропадающий, насколько это позволительно, на скачках в Ньюмаркете, а в остальное время занятый обсуждением этих скачек и других подобных зрелищ, взял на себя роль детектива в деле о предполагаемом осквернении могилы какого-то старого говнюка, умершего сто лет назад.
– Ну вот и все, – сказал я.
– Что, ты не станешь открывать эту штуку, которую нашел в могиле?
Я колебался. Перекидывая лопатой землю и наспех разравнивая ее, я думал лишь о том, как побыстрее вскрыть ларец, но мне хотелось сделать это в полном уединении. С другой стороны, после почти что двухчасового всестороннего и, в значительной степени, молчаливого сотрудничества Диане полагалось какое-то вознаграждение или, по крайней мере, она вправе ожидать его. Вполне справедливо. И все же, если я действительно прав насчет того, что тарахтело внутри… Но перспектива восстановить Диану против себя на данном этапе…
Я нащупал молоток и долото.
– Открою. Почему бы и нет?
Я быстро сделал по стыку, где припаяна крышка, борозду, которой хватило, чтобы поддеть и взломать мягкий металл. Я перевернул ларчик вверх дном, и небольшой предмет упал мне в ладонь. Он был обжигающе холодным, настолько холоднее своего свинцового вместилища, что я чуть не выронил его на землю. Диана посветила фонарем. Да, все точно так, как в описании: серебряная фигурка около трех дюймов в высоту и вдвое короче в ширину – от одной вытянутой руки до того места, где когда-то была вторая. На лице что-то вроде ухмылки.
Я не специалист по серебру, но я был уверен, что этой вещице лет четыреста, не меньше.
– Какое мерзкое существо, – сказала Диана. – Кого оно изображает? Ценная вещь, как ты думаешь? Это чистое серебро, да?
Я слушал вполуха, ничего не отвечал. У меня в руках было доказательство, полученное от Андерхилла. Если бы мне пришло в голову показать запись, которую сегодня утром я обнаружил в своем деловом блокноте, Нику или кому-нибудь прежде, чем отправиться в эту ночную экспедицию, теперь я предъявил бы им фигурку: вот, пусть это и не вещественное доказательство, но, согласитесь, аргумент в пользу того, что существует общение на сверхчувствительном уровне; хотя можно и спорить, что это удивительное совпадение, случайность, странность. Блокнот был доказательством для одного меня, но даже и я точно не знал, что именно он доказывает. По крайней мере пока что не знал; но сейчас во мне зародилась надежда.
– Морис? Это похоже на амулет, а? Как ты думаешь, что это?
– Не знаю. Попытаюсь выяснить. Постой-ка.
Как и ожидалось, внутри ларца лежало несколько листков бумаги. Я вытащил их и развернул. Они тоже казались холодными на ощупь, но не знаю, объяснялось ли это просто холодом или сыростью, – впрочем, это не имело для меня значения. Почерк, первые слова – их было достаточно; но я все же прочитал механически несколько строк:
– О чем там написано? Что-нибудь об этой вещице, об амулете?
– Да нет, про амулет не сказано. И текст в основном на латыни. Какие-то судебные дела, вероятно. Как-нибудь потом разберусь, что тут к чему.
Итак, я оказался прав и насчет бумаг, но в этом не было ничего сверхъестественного. Я снова свернул их, засунул вместе с серебряной фигуркой обратно туда, где они до этого находились, и с трудом запихал ларец в боковой карман смокинга. Потом я начал собирать инструменты.
– И это все? Ожидалось нечто большее, тебе не кажется?
– Ну, все-таки кое-что мы нашли, разве не так? В целом неплохо.
– Я бы не назвала это кладом.
– Возможно, вещица кое-что и стоит, мы пока не знаем. Я разыщу в Кембридже одного человека, он разбирается в этом.
– А как ты объяснишь, откуда у тебя появился амулет?
– Предоставь это мне.
Когда мы выходили из кладбища через ворота, порыв ветра, неожиданный для такой тихой ночи, зашевелил ветки и листья у нас над головой. Должно быть, я вспотел сильнее, чем мне казалось сначала, потому что почувствовал, как меня зазнобило. В ту же секунду фонарь в руке у Дианы вдруг резко потускнел. Путь до «фольксвагена» нам освещала луна. В самом конце безлюдной дороги «Лесовик» стоял погруженный в абсолютную темноту, и лишь только звуки наших шагов нарушали тишину вплоть до того момента, как я открыл заднюю дверь и уложил инструменты в машину. Диана – подвижный силуэт со слабым отблеском лунного света на виске, плече и локте – повернулась ко мне.
– Интересно, что подумает Джойс, если хватится тебя? – спросила она тем тоном с оттенком осуждения, который был присущ ее мужу.
– Если она и проснется случайно, что с ней никогда не бывает, она подумает, что я засиделся над книгой, или за рюмкой, или с какими-то мыслями в голове. Я спросил, как она относится к нашей идее