сернят она родила или одного, — заметил я.

— Двух, — убежденно промолвил капитан.

— А если одного? Ведь бывает». Тогда тоже возьмем?

— Говорю тебе, двух! — стоял на своем мой товарищ растягивая и сокращая трубу, чтоб серна попала в фокус.

— Почему ты так думаешь?

— Брюхо было очень большое.

— Это еще ничего не доказывает.

— Готов побиться об заклад смотри, она опять на лесосеку. Значит, детеныши там…

В самом деле, на этот раз серна скоро пошла обратно на лесосеку и пропала в вечерних сумерках.

— Послезавтра начнем осмотр, — сказал я. — Дадим ей немножко порадоваться своими отпрысками. И сернята пускай пососут побольше, прежде чем мы возьмем одного из них. Как мы его будем кормить: через соску — козьим молоком?

— Какую соску? Где мы возьмем соску? У нас молока нет, а ты о соске толкуешь, — возмутился мой товарищ.

— Я завтра поеду в город на нашем Алчо. Куплю в аптеке соску. И приведу козу с козленком. Все равно надо в город ехать — за картошкой.

— Ты поедешь? — задумчиво промолвил капитан Негро.

— Почему бы нет? — сказал я.

— Что ж, поезжай, — чуть не с сердцем ответил он, подымая большой желтый муравленый кувшин, который мы спрятали поблизости.

— Может, тебе хочется поехать? — предложил я.

— Не имею ни малейшего желания. В город я ни ногой!

Мы пошли домой по извилистой тропинке, проступавшей светлой полоской в устилавшей землю коричневой листве. Впереди, немного выше, на другом конце посеревшей в вечерних сумерках поляны одиноко белела наша сторожка. Вечерний ветер шумел молодой листвой векового леса у нас над головами.

— Ты знаешь толк в козах? — спросил капитан.

— Да не особенно.

— Так тебя непременно надуют. Всучат какую-нибудь больную. Торговцы скотом — страшные мошенники. Я их хорошо знаю, по горькому опыту.

— Буду смотреть в оба.

— Как ни смотри, все равно! Надуют непременно!

— Ну так поезжай ты, — ответил я.

— Придется, — промолвил со вздохом капитан. — Не хочется, а придется.

— Неплохо бы купить несколько кроликов, — заметил я.

— На что они нам? Чтоб под сторожкой все разрыли?

— Они плодятся быстро, у нас будет мясо.

Капитан Негро тут же согласился.

— Ты прав. Нам нужно больше мяса. Купим кроликов бельгийской породы. Это доходно.

На другой день он начал сборы, которые отняли у нас все предобеденное время. Вычистил нашего Ллчо и заплел ему гриву, вымыл повозку, постелил на сиденье новое одеяло. Потом тщательно выбрился, надел парадную блузу, совершенно не подходившую к его широким зеленоватым бриджам, подвязал себе под колени какие-то кисточки, долго морщился, рассматривая свою ветхую шапку, и попросил одолжить ему мою.

Наконец, окончив долгие переговоры и подробно перечислив свои будущие действия в городе, капитан сел в повозку и хлестнул коня. Повозка покатилась вниз по поляне и потонула в величественном лесу, где оси ее звонко и сладко защебетали.

Через два дня товарищ мой вернулся в самом ужасном виде. Повозка залита керосином. Измученная коза, привязанная к дроге, бешено рвалась и верещала, козленок вторил ей, а капитан ругал ее на чем свет стоит. Мешок с картошкой пропитался керосином. Четыре кролика, якобы лучшей бельгийской породы, впоследствии оказавшиеся все самцами, испуганно топтались в грязном ящике, куда Черный капитан запихал их, как арестантов. Лошадь была вся в поту, и глаза ее были полны отчаянья и скорби. А сам капитан имел такой вид, будто сражался с бандой грабителей. От него пахло водкой, лицо было красное, волосы, потные и взлохмаченные, свисали над помутневшими глазами.

— Великую глупость я сделал, что не предоставил тебе ехать в этот проклятый город! — воскликнул он, увидев меня, и не без труда слез с повозки. — Эта подлая скотина два раза от меня убегала. Сам не знаю, как догнал. Хорошо, что был козленок.

— Кто убегал-то?

— Да коза тут еще Алчо — живет у нас как настоящий мустанг — взял да испугался грузовика, и вот что стало с керосином! Просто беда! И бриджи замарал. Показаться не в чем, ежели гости придут.

— Соску купил?

— Понятно, купил. Да только и она порвалась. Положил я ее для верности в карман. И вот смотри: осталась одна резинка. Ничего. Я ее прилажу к какой-нибудь бутылке, ты не сердись, — промолвил он, глядя на меня блестящими и влажными глазами. — Ну, запоздал я, как же тут не запоздать. С тем повидаться надо, с этим. Что ни говори, в кафе меня не так встретили, как раньше.

— Снова речи держал? — спросил я, распрягая измученного коня, который отряхивался и фыркал.

— Ничего подобного. Меня многие расспрашивали о наших делах, но я молчал. Нарочно молчал! Можешь мне поверить! — воскликнул капитан Негро и тотчас пустился рассказывать мне, какие пришлось ему преодолеть препятствия при покупке козы, которую он решил окрестить Миссис Стейк, как его пробовали надуть и как он дешево за нее заплатил, как хороши и породисты кролики и какие блестящие откроются перед нами перспективы, если мы серьезно займемся кролиководством. Потом он пожаловался на шоферов, везших на грузовиках шпалы и уголь. Это из-за них Алчо понес, и керосин вылился из бидона. В заключение капитан Негро передал мне все городские сплетни, закруглив свой длинный доклад каким-то анекдотом, которому сам смеялся больше всего.

На другой день, только забрезжило, мы принялись обыскивать лесосеку. Приходилось заглядывать под каждый куст, за каждый пень, в каждый уголок, оттого что новорожденных сернят трудно заметить — они не шевелятся, пока человек не наступит прямо на них. Капитан Негро надел свою красную блузу и на всякий случай взял подзорную трубу.

Поиски продолжались несколько часов.

Мы шагали рядом и глядели во все стороны, раздвигая непослушные, упрямые сучья и ежевичник. Черный капитан вкладывал в это занятие весь свой темперамент. Он грозно вращал глазами, распахивал кусты ногами, энергично гикал, чтобы вспугнуть сернят и заставить их выйти из своего убежища. Утро было великолепное. Тихие, ясные, открывались окружающие холмы и горы; мы вдыхали пахнущий зеленью чистый утренний воздух, и чувство молодости и счастья переполняло нам грудь. В лесу обозначились легкие тени деревьев; утренние лучи обливали его золотистым дождем, подавали голос дикие голуби, зидарки пищали: «Пи-и! Пи-и!», кукушки куковали в ложбинах, горящими рубиновыми каплями дрожала роса, а серна бродила, должно быть, по огромному лесу, и глаза ее были полны муки и страха. Я представлял себе, как она стоит неподвижно где-нибудь у лесосеки, до того неподвижно, что только звериный глаз может заметить ее. Стоит и слушает, что там внизу, не нашли ли ее детей…

— Ищи внимательно, капитан. Не надо спешить, — говорю я, тщательно осматривая сухую, желтую траву.