едва не был сбит машиной. Он только и сумел выдавить: «Мне очень понравилось» — да и то с какой-то явной наигранностью.
— Приятно слышать.
— Ради этого стоило слинять с бала.
— Да. — Она отвернулась. — О, нам повезло. Интересно, кто здесь такой заботливый.
На круглом столике стоял поднос с чашками, оплетенной бутылью и печеньем. Диксона начинало покачивать и потряхивать; при виде подноса он ожил. Теперь можно пробыть с Кристиной еще минимум четверть часа.
— Кто бы это ни был, спасибо ему.
Через минуту они уже сидели рядышком на кушетке.
— Лучше пей из моей чашки, — сказала Кристина. — Незачем им знать, что ты тут был. — Она налила кофе, отпила чуть-чуть и передала чашку Диксону.
Этот жест Диксон расценил как особую форму близости, венчающую вечер, даже как некий ритуал. Ему вспомнилась греческая — а может, латинская — цитата на тему, что даже Бог не в силах аннулировать исторический факт. Славно было считать цитату относящейся и к историческому факту питья из ее чашки. Он протянул ей тарелку с печеньем, и она взяла две печенки, чем навела Диксона на мысль о Маргарет. Маргарет ни за что не стала бы есть в «такой момент» — куда как легкий способ продемонстрировать, что выходишь из ряда вон, — и с этой же целью всегда пила черный кофе. Зачем? Ее что же, в сон клонило все время? Вроде нет. Диксон обнаружил, что думает о Маргарет без страха; ощущение ему понравилось — он почти обещал себе послать Гор-Эркарту коробку «Балканского собрания» (двадцать пять штук, смесь — «русская императорская») за непреднамеренное отвлечение Маргарет, в результате которого удался план с такси. Затем оставил эти фантазии, опознав в них желание бежать мысли о продолжении с Кристиной, о необходимости выжать максимум из своего преимущества — если, конечно, он хочет удержать позиции. Они сидели так по-домашнему, уютненько, а сердце между тем у Диксона прыгало. В то же время брезжила надежда, и все устойчивее: да, у него нет карты этих вод, однако многократно подтверждено: именно тот, кто плавает без карты, обычно дальше всех и заплывает.
— Ты мне ужасно нравишься, — сказал Диксон.
В ее ответе и теперь слышался хруст крахмального воротничка:
— Не может быть. Ты слишком плохо меня знаешь.
— Достаточно, чтобы не сомневаться в своих чувствах.
— Мне приятно, что ты так говоришь, только имей в виду: ты знаешь мало, а на самом деле и знать особо нечего. Насчет духовных глубин — это не ко мне.
— Не верю. Впрочем, даже если и так — это ничего не меняет. Мне хватит и того, что я успел узнать.
— Предупреждаю: до добра это не доведет.
— Да почему?
— Во-первых, потому что я не умею с мужчинами.
— Ой, Кристина, только не надо прибедняться. Девушка с твоими данными может любого заполучить.
— Я уже говорила: мужчины, которым я нравлюсь, надолго не задерживаются. А я ищу, ищу — и все что-то не то…
— Чепуха. Вокруг полно адекватных мужчин. Даже в нашей преподавательской с полдюжины найдется. По крайней мере пара-тройка. Ну, как минимум…
— Вот видишь. Я права.
— Ладно, не будем об этом. Лучше скажи, на сей раз ты долго прогостишь?
— Несколько дней. У меня отпуск.
— Отлично. Когда мы сможем сходить куда-нибудь?
— Джим, не глупи. Как это я с тобой куда-то пойду?
— Обыкновенно, Кристина. Скажешь, дядя Джулиус позвал. Насколько я понял, он всегда тебя подстрахует.
— Хватит, Джим. Это неправильно. Мы оба несвободны.
— На эту тему будем заморачиваться, когда получше друг друга узнаем. Пока рано.
— Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Я здесь в гостях, меня Бертран пригласил, и я — его де… В общем, я с ним. Неужели ты не понимаешь, как это было бы гадко с моей стороны?
— Не понимаю — потому что Бертрана терпеть не могу.
— Сути дела это не меняет.
— Еще как меняет. Типам вроде него я не уступаю. Принципиально.
— Предположим. А как же Маргарет?
— Да, Кристина, в проницательности тебе не откажешь. Только Маргарет не имеет на меня никаких прав.
— Разве? А ведет себя, будто имеет.
Диксон задумался. Тишина стала пронзительной. Диксон повернулся, посмотрел Кристине прямо в лицо и сказал уже мягче:
— Слушай, Кристина. Давай поставим вопрос иначе. Ты бы хотела пойти со мной? Если бы не было ни Бертрана, ни Маргарет? Ну, хотела бы?
— Ты же знаешь, что да, — сразу ответила Кристина. — А почему, ты думаешь, я позволила умыкнуть себя с бала?
— Да, действительно…
Диксон взглянул на нее, она ответила взглядом. Ее подбородок был слегка вздернут, рот приоткрыт. Диксон обнял ее одной рукой за плечи и склонился к аккуратной белокурой головке. Теперь они целовались откровеннее. Диксону казалось, его бросили в темное, наполненное испарениями ущелье, где воздух слишком тяжел, отчего кровь разжижается и пульс редкий, вялый. Кристина дрожала; в контакте с его телом были только ее плечи. И грудь — одна, ибо Кристина сидела боком — вжималась в его солнечное сплетение. Диксон выпростал руку, положил ладонь ей на другую грудь. Дрожь сразу унялась. Рот больше не получал отклика, Кристина замерла у Диксона в руках. Он понял, передвинул ладонь ей на голое плечо и отпустил ее. Ее улыбка вызвала головокружение куда более сильное, чем поцелуй.
Диксон молчал, и Кристина сама заговорила:
— Хорошо, я с тобой встречусь, хоть это и подло. Куда пойдем?
Диксон почувствовал себя человеком, которому прямо на церемонии вручения ордена «За заслуги» сообщают, что он также выиграл в лотерею миллион.
— В городе есть довольно уютная гостиница. Мы могли бы там поужинать.
— Нет, на вечер лучше не будем планировать, если ты не против.
— Почему?
— Просто не будем, и все. А то ужин повлечет за собой спиртное, а я…
— А что плохого в спиртном?
— Ничего. Только давай пока не будем пить вместе. Пожалуйста.
— Как скажешь. А на чай ты согласна?
— На чай согласна. Когда?
— Понедельник подойдет?
— Нет, в понедельник не могу: Бертран пригласил гостей, хочет меня познакомить. Давай во вторник.
— Во вторник так во вторник. В четыре часа. — Он стал объяснять, как добраться до гостиницы, и почти уже объяснил, когда послышался знакомый — и нарастающий — грохот автомобиля. — Господи, это они! — Диксон инстинктивно перешел на шепот.
— Что будешь делать?
— Подожду, пока дойдут до парадной двери, и выскочу в окно. А ты за мной закроешь.
— Ладно.
Автомобиль зашуршал по подъездной аллее.
— Ты дорогу к гостинице запомнила?