Почему выдающимся модельерам — породе, печально известной своей неспособностью к анализу, — порой удается предвидеть положение вещей лучше, чем профессиональным предсказателям — один из наиболее темных вопросов в истории, а для историка культуры — один из наиболее важных.
Так каковы же портновские хроники рассматриваемого периода? Готовясь к поездке в Италию, Кит позаботился о том, чтобы привести в общепринятую норму свой не особенно обширный гардероб: джинсы, рубашки, футболки и единственный костюм. Но видели бы вы его весной, рыщущим взад-вперед по Кингс- роуд вместе с идентично одетым Кенриком: сапоги из змеиной кожи на высоком каблуке, брюки-клеш, ремень, массивный, как якорь, рубашка с рисунком «восточный огурец», военный мундир с золочеными эполетами, а вокруг шеи повязан замызганный шелковый шарф.
Что касается девушек — взять, к примеру, хоть ту же Шехерезаду: скромные сандалии в стиле Клеопатры (на каблуке рюмочкой), дальше — огромная протяженность голой коричневой икры и бедра, два упругих стебля, идущие все вверх и вверх, все дальше и дальше, дальше вверх, и наконец, в самый последний момент (все уже готовы умереть от растущего напряжения), — соцветие в форме легкой летней юбки, едва ли шире ремешка часов; затем — еще одна протяженность (влажная впадина пупка), берущая начало убедительно низко на бедрах, заканчивающаяся собранной петлей прозрачной блузки, а в завершение — ничем не скованная ложбинка на груди.
Подводя, в некотором приближении, итоги: ребята одевались как клоуны, с готовностью (и они были совершенно правы) отказавшись примерно от трети своих владений, не выставляя
Стоя над раковиной в своем кабинете, или студии, в дальнем конце сада, Кит обрабатывал рану на тыльной стороне ладони. Получил он ее в начале марта, когда костяшки его кисти вступили в нерешительный контакт с кирпичной стеной. Теперь ранение находилось на стадии третьей корочки, однако он по-прежнему его обрабатывал, промокал, дул на него, лелеял — бедная его рука. Эти маленькие боли походили на маленьких домашних животных или на растения в горшках, которых внезапно поручали твоим заботам; их надо было кормить, или выгуливать, или поливать.
Стоит пройти полувековую отметку — и плоть, покрывающая человека, начинает истончаться. А мир полон лезвий и колючек. Пару лет твои руки изрезаны и исцапараны, словно коленка школьника. Потом приучаешься предохраняться. И продолжаешь этим заниматься, пока, под конец, не начинаешь заниматься одним только этим — предохранением себя. Пока же приучаешься к этому, ключ от двери — гвоздь, торчащий из двери, заслонка почтового ящика — нож для резки мяса, а сам воздух полон колючек и лезвий.
Стояло 10 апреля 2003 года, и Кит читал газету в кафе. Багдад пал. Эта новая битва, между исламом и христианством: детская, но настойчивая мысль (пришедшая Киту от раздавленного в нем поэта) была примерно такая: но ведь когда-то мы так хорошо ладили, верующие и неверные… Борьба, по сути, шла не между разными религиями или разными странами. Борьба шла между разными столетиями. Как назовут ее будущие историки? Возможно, Войной времени или Войной часов.
Тайная полиция режима, который только что свергли, звалась Джихаз ханин. В нее входили пыточные подразделения, чьи оперативники были адептами боли. При этом Джихаз ханин переводилось как «инструмент желания». Эту фразу он мог понять лишь в одном смысле — как описание человеческого тела.
Его рана, рана иного рода, маячила перед ним в итальянском замке. Она была чувственной противоположностью боли: ее орудия блаженства, губы, кончики пальцев. А что осталось после всего? Ее кандалы, тавро.
Все это было здесь, повсюду вокруг них. Что им, юным, оставалось делать? Реакция на перемены, перестройку власти: вот через что они начинали пробираться на ощупь, вместе с миллионами других. То была революция.
Видишь, что уходит, видишь, что остается, видишь, что приходит.
КНИГА ВТОРАЯ
Сердцезвон
1. Куда смотрит полиция?
Под горящей балкой звезды-солнца сидел он, без рубашки, у бассейна, склонив лицо над страницами «Перегрина Пикла». Перегрин только что попытался (неудачно) накачать наркотиками (и подвергнуть насилию) Эмили Гонтлет, свою богатую невесту… Кит то и дело смотрел на часы.
— Ты то и дело смотришь на часы, — сказала Лили.
— Не смотрю.
— Смотришь. Причем сидишь тут с семи часов.
— С восьми тридцати, Лили. Прекрасное утро. И потом, я хотел попрощаться с Кончитой. Знаешь, у нас с Кончитой много общего. И не только то, что мы оба — приемные дети… И вообще, я про время не думал. Я думал про то, как девушек накачивают наркотиками. Они
— Какая связь между временем и девушками, которых накачивают наркотиками? Наверное, накачивать девушек наркотиками было единственной надеждой — в те дни. По-другому не получалось.
— Ага. — Тут ему вспомнилась другая бывшая подружка, Дорис. — Ага. Вместо того чтобы твердить им о сексуальной революции… Ну что, решила? Загорать сверху или не загорать?
— Да. Ответ — нет. Поставь себя на мое место. Тебе бы понравилось сидеть тут голышом рядом с Тарзаном?
Он поднялся и зашагал к кромке воды. Поодиночке пришли и ушли Уна с Амином — несколько дорожек с утра; а Кит размышлял о ненадежной оптике плавательного бассейна. Его стены и дно были металлически-серыми. Когда вода не колыхалась, поверхность ее сияла цельно и непроницаемо, подобно зеркалу; когда по воде шла рябь или когда менялся свет (от тени к ослепительному блеску, но и от блеска к тени тоже), она становилась полупрозрачной, и видно было толстую затычку на дне у глубокого края и даже редкие монетки или заколки для волос. Он задумался над этим: серый новый мир стекла и непрозрачности взамен колышащейся, скользкой, ленточной голубизны бассейнов его юности.
— Вот она, идет.
Шехерезада переливала свое тело через три уровня склона, что спускался террасами; приближаясь к воде, она пробиралась через беседочно-оранжерейное окружение, босиком, но в теннисной одежде: светло-зеленая юбка в складку и желтая рубашка. Она скрутила с себя нижнюю половину костюма (ему представилось яблоко, с которого срезают кожуру) и вытащила себя из верхней; затем, превратив свои длинные руки в крылья, она расстегнула верхнюю часть бикини (и та исчезла — исчезла с легчайшим пожатием плечами), одновременно проговорив:
