А Петрушка и сам не понимал, при чём он тут. Его посадили на диван, и кошки сейчас же начали тереться о его бока и что-то ему втолковывать, но Петрушка не очень слушал их. Он с любопытством оглядывался, и то, что он видел, ему нравилось.

Посреди круглой комнаты стоял круглый стол, и на нём — красивый круглый пирог. Около стен разместились шкафы, в которых было очень много пёстрых детских книжек и разных забавных человечков из глины и фарфора.

А у окна сидел художник, и то, что он делал, понравилось Петрушке больше всего.

Представьте себе, что он увидел: перед художником был кусок картона — белый, совершенно белый. И вдруг на нём появилась голова с мохнатыми ушами, потом туловище, потом пушистый собачий хвост! Хвост этот закрутился колечком — и пёс глянул на Петрушку такими озорными глазами, что тот поплотнее прижался к диванной подушке… Это было чудо, настоящее чудо! Откуда взялся пёс?

Петрушка посмотрел на кошек, но эти тёртые особы привыкли ко всему и ничему не удивлялись.

Потом художник нарисовал другую голову — с острыми ушками, и морду с усами, и выгнутую рыжую спину, и толстый, пушистый хвост…

Батюшки, да ведь это он рисовал ближайшую Петрушкину соседку — рыжую кошку! Но рыжая и тут не удивилась, а, зевнув, свернулась калачиком и притворилась спящей.

Искусство её очень мало интересовало. Другое дело, если б ей предложили сейчас блюдце сметаны!

Маленькая чёрная тоже свернулась калачиком и, прикрыв голову чёрной лапкой с белой подушечкой на конце, посмотрела на Петрушку: «А ты что ж не спишь?»

Но уж какой мог быть сон, когда на картоне, стоявшем перед художником, происходили такие чудеса!

Петрушка готов был смотреть и смотреть на удивительный картон, но тут к художнику подошла его жена и сказала:

— А не довольно ли, дорогой? Пора обедать.

Да, и она, видно, тоже предпочитала искусству блюдце сметаны.

Стол был накрыт. Кошки сейчас же проснулись и стали требовать свои порции — и, конечно, получили их. Петрушке тоже было предложено угощение, но обедать в чужих домах он так же не умел, как и разговаривать с незнакомыми людьми.

После обеда чудеса на картоне больше не продолжались, а начались разговоры.

Художник сказал, что уже темнеет и трудно работать. Жена художника сказала, что нужно же наконец подать заявление о новой квартире. А художник ответил ей, что он завтра же непременно сделает это.

Кошки мурлыкали — может быть, тоже о новой квартире, хотя она была им совершенно не нужна. Как известно, кошки еще больше, чем люди, привыкают к месту и не любят менять квартиры.

А потом пришёл гость. Это был худой, длинный человек, не очень молодой и не очень старый, не очень весёлый, но и не очень грустный, и очень молчаливый.

Ему налили чаю, и он стал молча пить его с вкусным круглым пирогом.

Потом пришёл другой гость. Этот был очень молодой и очень сердитый. Ему тоже налили чаю, но он не стал его пить, а подбежал к окну и стал смотреть то, что было нарисовано на картоне, и стал махать руками и кричать, что это надоело уже, что это скучно — рисовать всё одних и тех же кошек, что это, наконец, несовременно!

— Вы бы хоть что-нибудь другое нарисовали, да хотя бы вот его! — И он ткнул пальцем в Петрушку.

— Нет, нет и нет! — закричал художник. — Меня и так обвиняют в том, что я кукольный художник. Надо рисовать живую жизнь. А мои кошки живые! И я рисую их на фоне заводских труб, которые видны из моего окошка.

Петрушке стало очень обидно. «Я самый живой! — тоже закричал он. — Я умею говорить! И плясать! Я был в поле! Я катался на лодке! Я участвовал в научной экспедиции!»

Прокричав всё это, Петрушка устыдился своего хвастовства и очень смутился, но оказалось, что его никто не слышал, так как споры об искусстве продолжались.

Петрушка уже не слушал их. Ведь он не был похож на Учёного Петрушку и плохо разбирался в таких разговорах. Может быть, это происходило и оттого, что он слышал их впервые. Но, главное, его грызла обида: как, ему предпочитают кошек! И зачем только их рисовать?

Петрушка не знал, что весёлый художник рисовал кошек и собак так хорошо и смешно, что дети всего мира смеялись и радовались, глядя на них. Значит, и кошки бывают полезными.

Но Петрушка этого не понимал. Он недолюбливал кошек и, главное, был обижен.

Петрушка не знал и того, что художник только говорил о том, что не хочет его рисовать, а на самом деле уже поглядывал на него исподтишка и придумывал новую книжку — «Приключения Петрушки». Он даже обложку уже представлял себе: весёлую Петрушкину голову — во всю страницу, в ярко-жёлтом колпачке с красной кисточкой.

И попал бы Петрушка в книжку знаменитого детского художника, и прославился бы на весь мир… но тут случилось одно не предвиденное никем обстоятельство.

Неожиданно заговорил первый гость. Тот, что пришёл первым и всё время молчал. Такой — ни грустный, ни весёлый, ни молодой, ни старый.

— Послушайте, — сказал он вдруг, — отдайте мне вашего Петрушку. В моей экспозиции как раз не хватает такого экземпляра.

Сказав это, он снова замолчал и продолжал пить чай.

Художник, и его жена, и их сердитый молодой гость тоже все сразу замолчали и поглядели друг на друга, а потом на Петрушку.

— Право, не знаю, — нерешительно сказал художник. — Он мне, по правде говоря, самому нравится.

— Но вы только что сказали, что ни за что не будете его рисовать, — невозмутимо произнёс молчаливый человек.

— Да, конечно, — смутился художник. — Но я, понимаете, сам не знаю, как он ко мне попал!..

— Тем более, — сказал молчаливый человек.

Он, видимо, уже наговорился и стал отвечать всё короче и короче.

— Ну что ж, берите, — ещё нерешительнее сказал художник.

И молчаливый гость на этот раз только кивнул головой.

Молча подойдя к дивану, он сунул Петрушку под мышку и, молча поклонившись, вышел из комнаты.