был также весёлым, так как картинки он любил рисовать смешные. И поэтому некоторые называли его весёлым художником, а некоторые — детским.

В сущности, это одно и то же, потому что всякий настоящий детский художник — ещё и непременно весёлый.

И за все эти качества Главного художника очень любили и уважали многие люди, особенно дети.

Но была у него ещё одна черта, которая причиняла и ему и всем окружающим массу хлопот. Дело в том, что главный, весёлый и детский художник был по совместительству ещё и самым забывчивым и рассеянным человеком на свете.

Чтобы не забыть нужных дел, он записывал их на различных необходимых вещах — например, на папиросных коробках или на трамвайных билетах, но всегда забывал вовремя посмотреть на них.

Он завязывал узелки на платках и галстуках, и это очень огорчало его жену, хотя она и была самой доброй и приветливой на свете женщиной. Но всё равно он никогда не мог вспомнить, почему завязан узелок на его носовом платке.

Он забывал сдать работу в срок, и детские книжки из-за этого не выходили вовремя. Он забывал приходить на заседания, и поэтому никто не мог узнать его мнения о рисунках других художников.

Одного только никогда не забывал весёлый художник — того, что он рисовал в данное время.

Вот и сейчас, подходя к клубу, в котором он уже много лет состоял главным художником, он бормотал:

— Нет, хвост у него я загну крючком, это будет смешнее… Да-да, смешнее! А в зубы ему дам… Что я дам ему в зубы?.. А, да, трамвайный билет! — сказал он весело, так как в это время ему в руку, которую он держал в кармане, попался старый трамвайный билет.

«Вот-вот, именно такой билет. И с ним он войдёт в трамвай… Да-да, вот именно с таким…»

И весёлый художник поднёс к самым глазам обыкновенный трамвайный билет, чтобы получше его запомнить и потом правильно нарисовать: ведь он всё и всегда рисовал с натуры.

Но на обыкновенном трамвайном билете было что-то написано красным карандашом. Весёлый художник на мгновение замер, потом хлопнул себя по лбу и ринулся в клуб.

На трамвайном билете было написано: «Жюри», и художник спешил попасть на это жюри.

Он совсем забыл, что оно должно было состояться вчера: весёлый пёс, герой его новой детской книжки, прочно завладел его памятью.

Но тут неожиданно чья-то рука ухватила руку весёлого художника.

— Извините, я тороплюсь! — закричал художник и рванулся к двери, но рука крепко держала его.

Ведь это была рука тёти Лизиного мужа, а он работал на заводе, и руки у него были достаточно крепкие.

— Я не задержу вас, товарищ художник, — весело сказал тёти Лизин муж. — Я только попрошу вас передать эту игрушку директору клуба. Потому что я тоже тороплюсь.

И, передав художнику Петрушку, тёти Лизин муж торопливо пошёл дальше.

А весёлый художник крикнул: «Непременно!» — и побежал в клуб. Он пробежал мимо дремлющего Непейводы прямо на второй этаж и рванул дверь зала. Но зал был пуст. Стулья были чинно расставлены у стен и пол чисто выметен — недаром здесь побывала недавно тётя Лиза.

Художник устало опустился на один из стульев у стены и вытер платком лоб.

— Странно! — сказал он, сунув платок в карман. — Жена дала мне сегодня какой-то особенный платок — весь разноцветный, толстый и мягкий. А не дать ли такой платок в зубы моему псу? И пусть он с этим платком бежит по улице…

И весёлый художник торопливо вышел из зала и, сбежав вниз по лестнице, так же быстро направился к себе домой, чтобы скорей нарисовать то, что ему только что пришло в голову.

Весёлый художник забывал не только о заседаниях и сроках сдачи своих работ. Он забывал и о многом другом, о чём люди более практические не забывают никогда.

В городе, где жил весёлый художник, всё время строились большие новые дома, и многие люди переезжали в новые квартиры. В этих квартирах у них прибавлялись семьи — рождались маленькие дети, женились взрослые, — и самые настойчивые и нуждающиеся хозяева этих квартир покидали их, чтобы переехать в новые, более просторные. А в старые, освобождённые ими квартиры, въезжали другие семьи.

Но главный, весёлый и детский художник не въезжал ещё ни разу в новую квартиру. Он просто забывал о том, что она ему совсем не помешала бы, и по-прежнему жил и работал в старой башне.

Вы думаете, это оговорка? Какие могут быть башни, да ещё старые, в новом, так быстро растущем и шумном городе?

Однако башня такая существовала, и возвышалась она над зданием очень старого монастыря, который был построен в то давнее-давнее время, когда города окружали крепостные стены и дозорные глядели из узеньких, стрельчатых окошек крепостных башен, высматривая, не виден ли вдали неприятель.

Такое окошко было и в башне у весёлого художника. Оно было заделано снаружи решёткой, и свет сквозь него пробивался неяркий. Поэтому внутри круглой башни всегда было темновато, и весёлый художник работал у самого окна.

У этого окна он придумывал для ребят разные истории и потом рисовал к ним картинки.

Честно говоря, он любил свою старую башню, потому что очень привык к ней. Но когда садился рисовать, то всегда ворчал и жаловался, что в ней мало света.

— Когда же ты подашь заявление о новой квартире? — спрашивала его жена каждый раз, услышав знакомую воркотню.

И каждый раз он отвечал:

— Завтра, обязательно завтра подам…

И переставал ворчать, потому что начинал работать.

В этот день, придя домой, художник тоже сразу поспешил к своему окну, но его остановила жена. Она стала спрашивать, где он был и почему так рано ушёл и так скоро вернулся. А об ноги его стали тереться две кошки: одна — светло-рыжая, большая, а другая — маленькая, чёрная.

Петрушка сразу вспомнил кота Мартына из Кукольного театра и высунулся подальше из кармана художника, чтобы посмотреть на кошек. А они смотрели на него и ничуть не удивлялись: в башне у весёлого художника они привыкли ко всяким чудесам.

— Дорогой мой, что это у тебя в кармане? — спросила жена, хотя весёлый художник забыл ответить на её прежние вопросы.

— Как — что? Носовой платок, который ты сама мне положила.

— Правда? — спросила жена и, смеясь, вытащила из его кармана Петрушку.

Жена смеялась; кошки, подняв хвосты трубой, смотрели на Петрушку, но не удивлялись; зато сам художник был удивлён больше всех.

— Вот так фокус! — сказал он. — Откуда ты, Петрушка?

Петрушка ничего не ответил, хотя художник ему понравился. Он считал неудобным для себя пускаться в разговоры с незнакомыми людьми.

— Он-то тебе ничего не расскажет, — сказала жена, — а ты попробуй припомнить сам.

Но как ни старался художник, он ничего не мог вспомнить.

В голове его прочно засел бегущий к трамваю пёс из его новой книжки. Пёс этот должен был потом встретиться и подраться с двумя кошками — это были непременные герои всех его историй… При чём же тут Петрушка?