Счастливый тем, что сумел определить свое грустное настроение, он захохотал как сумасшедший.

Мы говорили уже, что много было еще детского в этом замечательном человеке, оригинальный и самобытный характер которого представлял странную смесь самых разнообразных и причудливых чувств.

Сурикэ собрал товарищей и направился к лагерю, но и. на этот раз не показался Белюмеру, и он остановился на расстоянии пистолетного выстрела.

Остановившись, он отправил своих людей на розыски. А сам, приняв все необходимые предосторожности, стал ; ждать, когда придет ему время действовать.

Пока он хотел предоставить старому другу полную свободу действий, зная хорошо, что он ничем не скомпрометирует себя.

Кроме того, Шарль Лебо совершенно основательно думал, что нужно не нападать, а, выждав удобную минуту, неожиданно появиться с тылу и, отрезав пути отступления неприятелю, поставить его таким образом между двух огней.

Это был очень простой и в то же время очень практичный план. Нужно было только хорошо его выполнить.

Шарль Лебо решил строго держаться созданного им плана, как только завидит нападение.

Ирокезы не медлили; гордые и зверски жестокие, они, узнав об исчезновении своих шпионов, готовы были скорее броситься вперед на верную гибель, чем уйти обратно, не пролив капли крови своего врага.

День уже наступил.

Вставшее в тумане солнце предвещало большую грозу, которую ожидали еще с вечера.

Наконец явился один из ходивших выслеживать неприятеля и сообщил, что ирокезы продвигаются к лагерю крайне осторожно.

Шарль Лебо тотчас же отправился в указанное место, чтобы издали следить за ходом врага, стараясь при этом остаться незамеченным.

Ирокезы шли гуськом, внимательно осматривая кустарники и чащу леса; но видно было, что они шли не обыкновенной твердой походкой, а какой-то нерешительной, несмелой.

Не было сомнения, что они подчинялись только влиянию графа Витре; дай он им свободу, они охотнее вернулись бы назад, чем идти приступом на неприятеля, который не обещал ничего хорошего.

По временам они приостанавливались, прислушиваясь, а где деревья были гуще, тесно сдвигались, образуя сплошной ряд.

Они наткнулись на трупы своих товарищей, посланных шпионами в лагерь, которых так безжалостно оскальпировали охотники гуроны, и опять приостановились.

В эту минуту раздался залп, почти в упор, и повалил нескольких ирокезов.

Краснокожие, надеясь напасть на врага неожиданно, были страшно взбешены такой встречей и бросились вперед с громким воинственным криком, на который дружно отозвались гуроны.

Между тем граф Витре, предоставив ирокезам полную свободу драться и мстить, пробрался со своими матросами с другой стороны в лагерь.

Белюмер, уходя, оставил пять лучших охотников около палатки дам.

— Вперед, нет пощады врагам! — вскричал граф Витре, потрясая шпагой.

Матросы кинулись за своим начальником.

Схватка была жестокая, их было четверо против пяти таких же смелых и сильных, решившихся ни перед чем не отступать.

Они дрались беспощадно с невыразимым бешенством. Один матрос уже был убит; другой сильно ранен, третий получил легкую царапину.

Из защищавших палатку было двое убито, трое ранено.

Между тем шум с поля битвы стал приближаться, становясь ясней.

Сурикэ напал на ирокезов с тылу и гнал их вперед, прицеливаясь в спину.

Когда отступление было отрезано, ирокезы, против воли, попали в лагерь, спасаясь и ища выхода.

Победители и побежденные, перепутавшись, шли вместе.

В эту минуту дверь палатки откинулась, и на пороге появилась женщина, держа в каждой руке по пистолету; опустив за собой дверь, она с решительным, вызывающим видом встала, загораживая собой вход в палатку.

Эта женщина была Свет Лесов.

Она походила на львицу.

Ее большие черные глаза сверкали как молнии, бледное лицо дышало непримиримой ненавистью, рот слегка раскрылся от дикой улыбки, а длинные чудные волосы, рассыпавшись по плечам, закрывали ее, как плащом.

Появление ее сперва сильно изумило и даже испугало своей неожиданностью графа, но он быстро оправился, вынул пистолет из-за пояса и, прицеливаясь в нее, сказал невозмутимо глухим голосом:

— Дорогу!

— Стреляй, низкий убийца, — отвечала с презрением Свет Лесов.

— В последний раз — дорогу! — сердито вскричал граф, топая ногами.

— Вот мой ответ, — дьявольски захохотала женщина. Вытянув быстро пистолеты, она спустила курки. Граф упал, но, падая, он успел еще выстрелить в нее, хотя и промахнулся.

Все это произошло так быстро, что никто не успел помешать их поединку.

Когда граф уже лежал, прибежали охотники под предводительством Мрачного Взгляда, а за ними Тареа, Бесследный и другие воины.

Окруженные со всех сторон, ирокезы попали все до одного в руки неприятеля, ни одному не удалось бежать, хотя правда, что из 30 человек, составлявших их партию до атаки, осталось только двенадцать, и все более или менее раненые.

Да, невидимые зрители сражения, происходившего перед палаткой, выказали удивительное мужество и хладнокровие.

Они не только не испугались, но ни разу не вскрикнули.

Они держали себя, как настоящие жительницы пограничной местности.

Свет Лесов, заслышав голос графа около палатки, вся вздрогнула, в ней снова проснулась вся ненависть к нему; ни слова не говоря остальным дамам, она схватила бывшие тут, вероятно, забытые Сурикэ, пистолеты, не помня себя от злобы и жажды мести, выскочила, повторяя: «Смерть животному, смерть ехидне, я убью тебя, презренный».

И она действительно выполнила свое намерение.

Остальное известно.

Явившись, Сурикэ стал распоряжаться.

Он отдал приказание немедленно расстрелять ирокезов; выпустить их живыми было бы глупо: через несколько дней они вернулись бы в сопровождении большой толпы, чтобы отомстить за убитых; безопасность дам требовала этой быстрой расправы с ними. Все хорошо понимали и были довольны распорядительностью вождя.

Гуроны, оскальпировав раньше убитых, ожидали с нетерпением последних.

Сурикэ, исполнив свой долг, который возмущал его, как всякое кровопролитие, подошел к графу Витре и велел его поднять.

Свет Лесов не убила своего врага; обе ее пули, разорвав ткани мускулов, не задели ни одного внутреннего органа, и обморок его был просто от сильной потери крови.

Раненый был приведен в чувство.

Открыв глаза, он иронически улыбнулся.

— Зачем лечить мои раны, — сказал он, — убейте меня поскорей, и делу конец.

Сурикэ покачал головой.

— Мы не убьем вас, — холодно ответил он.

— А, понимаю, вы не убьете меня, чтобы насладиться моими пытками, чтобы мучить меня? — возразил он, задыхаясь от бешенства.

— Нет, милостивый государь.