медлить.

Разговаривая так с собою, неизвестный вышел из дыры, проделанной в куче сора, и быстро распустил громадное покрывало, которым он плотно был окутан, чтобы по возможности меньше выпачкаться грязью. Одежда его не пострадала ничем, что доставляло ему немало удовольствия. Завернувшись в плащ, он поспешил в глубь переулка, который был от него не более четырех или пяти шагов.

В это самое время Жак Дусе разговаривал с собою вполголоса:

— Сердце мое сжимается, это — предчувствие, что бы там ни говорил граф Витре. Подожду еще пять минут, чтобы окончательно увериться, что граф не возвратится, как это он сделал в последнее свое посещение, и потом сниму пружину потайной двери. Я хорошо знаю, что никому в Квебеке неизвестно о существовании этой двери, но всегда нелишне быть осмотрительным.

Он взглянул на часы.

— Пять минут кончаются, — прибавил он, — пора. Дусе отворил дверь в комнату, в которой он принимал своих клиентов, то есть избранных, как бы назвали их теперь. Дусе не сошел с лестницы еще и наполовину, как услышал твердые и тяжелые шаги и затем увидел слабый свет.

— Я был вполне в этом уверен, — пробормотал Дусе. — Граф всегда так делает, он, вероятно, забыл сообщить мне что-либо важное или подать последний совет. Я знал, что вы возвратитесь, — проговорил Дусе уже громко, — входите; но еще бы минута, вы не смогли бы войти, дверь была бы заперта.

Таинственный посетитель, которого Дусе принял за графа Витре, проворчал что-то сквозь зубы, на что шпион не обратил внимания, чем и сделал громадную ошибку.

Костюм незнакомца чрезвычайно походил на костюм графа Витре.

Несмотря на всю свою смышленость, Дусе на этот раз ошибся; впрочем, костюм графа не имел никакого значения для Дусе, ему не надо было изучать ни манер, ни платья графа.

— Не угодно ли вам присесть в эти кресла, граф, — сказал Дусе с почтительным поклоном.

Незнакомец снял плащ и шляпу.

— Я не граф Витре, — отвечал он сурово.

На нем была бархатная маска и в каждой руке по пистолету, дула которых были направлены в грудь шпиона.

Дусе был буквально поражен этим визитом, предвещавшим для него так мало хорошего.

— Я не граф Витре, — повторил незнакомец, — хотя он и научил меня, сам того не зная, как открывается ваша потайная дверь. Без помощи графа я никогда не отгадал бы замысловатого механизма этой двери.

— О, мое предчувствие! — пробормотал Дусе.

— Что вы говорите? — спросил незнакомец.

— Ничего такого, что могло бы вас интересовать, — отвечал шпион, начиная приходить в себя.

Дусе был не только храбр, но и решителен. Когда его первое удивление прошло, он вполне овладел собою.

— Кто вы? Что вам нужно от меня? И отчего вы явились ко мне с оружием в руках?

— Вот сколько вопросов в один раз! — отвечал насмешливо незнакомец. — Тем не менее я отвечаю вам на все. Вы видите, что я недурно сложен; знайте же, малейшее подозрительное движение с вашей стороны — и я убью вас, как собаку, как бы вы ни были храбры.

— Милостивый государь!..

— Молчите, если хотите, чтобы я отвечал на ваши вопросы.

— Я жду…

— Чего вы ждете? Чтобы пришли к вам на помощь? Но вам известно лучше, чем мне, что вы один в этом совершенно отдельном помещении. Но, чтобы отнять у вас всякую надежду…

И незнакомец неожиданно набросился на Дусе и, несмотря на сопротивление последнего, повалил его на пол и крепко связал тонкими, но прочными веревками, бывшими, как оказалось, в порядочном количестве в карманах незнакомца.

Дусе, весь красный от гнева и усилия, извивался как змея, но все его старания были напрасны: несмотря на всю свою силу, он встретился с сильнейшим себя вдвое.

— Вот так хорошо, — сказал незнакомец, вставая и поднимая свои пистолеты, которые заткнул за пояс.

Потом он запер дверь на два оборота замка и ключи положил себе в карман.

— Теперь мы можем поболтать, не боясь, что нас побеспокоят, — продолжал незнакомец.

Он поднял Дусе на руки, посадил его в кресло, а другое подвинул для себя.

— Вы хотите знать, кто я? — спросил он.

— Да, — отвечал Дусе.

— Я тот, которого так же, как и друзей моих, вы ищете с таким ожесточением по приказанию графа Витре.

— Следовательно, вы Матье?

— К вашим услугам, — отвечал незнакомец, — я Матье и еще кто-кто.

— Я в этом не сомневаюсь, г-н Матье, — сказал Дусе с иронией, — поправьте свою маску, а то все лицо ваше видно.

Матье взглянул в зеркало и убедился, что Дусе говорил правду.

— Следовательно, мне бесполезно оставаться далее под маской?

— О! Совершенно бесполезно.

— Тогда перестанем продолжать наш разговор, — отвечал незнакомец и быстро спросил шпиона: — Сколько вам лет, Жак Дусе?

— Через месяц будет тридцать семь.

— Сделали ли вы ваше завещание?

— Я еще молод, чтобы думать о завещании.

— Неосторожно. Ваше несчастье, что вы увидели мое лицо.

Слова эти были сказаны таким тоном и с таким взглядом, что Дусе, несмотря на свою храбрость, задрожал.

— Но возвратимся к давнишнему разговору; пришел я к вам, чтобы поговорить о наших делах; с оружием — для того, чтобы заставить вас слушать меня.

— Но, любезный Матье, вы ошибаетесь с начала до конца.

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен.

— Вы хвастаете.

— Попробуйте и увидите; впрочем, самое лучшее, что вы можете сделать — это пустить сейчас же мне пулю в лоб.

— Я не так глуп; вы сделали мне вызов, я его принимаю.

— Какой вызов?

— Не вы ли сказали, что не будете говорить и ничто вас не принудит нарушить молчание?

— Да, сказал это и повторяю опять.

— Тем лучше. Я заставлю вас говорить, вот и все.

— Желал бы я знать, как.

— Узнаете скорее, чем предполагаете; теперь десять часов, с восходом солнца мы отправимся в путь.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Очень просто; все готово, и я уведу вас отсюда в одну знакомую мне индейскую деревню, обитатели которой мои друзья.

— Что вы еще вздумали?

— Я отвечаю на ваши вопросы; дикие обладают чудесным средством заставлять людей говорить, и вы увидите после семи— или восьмичасовой пытки, что вы заговорите, то есть заболтаете, как сорока, так что не успеют вас и остановить. Я иду известить своих товарищей, которые мерзнут в переулке, где вдобавок не пахнет розами. Но прежде позвольте мне завязать вам рот, а то вы в мое отсутствие призовете на помощь, я же ненавижу скандалы, как вы ненавидите говорить, когда вас об этом просят.