— Может быть, и пообедаю, — смеясь, ответил дон Энкарнасион, — но я предпочитаю, чтобы меня пригласил испанский начальник.
И он стремительно вышел, приведя в ужас своих соучастников смелостью, веселостью и непоколебимой уверенностью в успехе такого рискованного дела.
Едва студент сделал несколько шагов от дома, как совершенно неожиданно очутился лицом к лицу с командиром отряда, шедшим в сопровождении своих офицеров.
— А-а! Сеньор студент! — сказал капитан, останавливая его. — Куда вы направляетесь?
— Если говорить правду, сеньор командир, — ответил Энкарнасион Ортис, лукаво смеясь, — я в поисках обеда.
— Обеда? А ваш дядя, этот достойный алькальд, разве он…
— Мой дядя, — прервал его, улыбаясь, молодой человек, — выставил меня за дверь, предложив мне попросить обед у моих добрых друзей испанцев, — я вам повторяю его собственные слова, не изменяя в них ничего.
— А-а! — Командир нахмурил брови. — Он так сказал, этот почтенный алькальд? Хорошо, пусть так и будет — ваши добрые друзья испанцы приглашают вас пообедать.
— Только обед состоится у вашего дяди, и — клянусь богом! — он обойдется ему не дешево!
— Браво, это очаровательно! — воскликнули, смеясь, офицеры.
— Вы оказываете мне много чести, сеньор командир, — ответил молодой человек с притворным смущением, — но, право, я не знаю, могу ли я принять ваше любезное приглашение…
— Почему, сеньор студент?
— Мне не хочется окончательно поссориться с дядей. Он богат, я — его единственный наследник… А после того, что между нами сейчас произошло, скажу вам правду, я боюсь…
— Та, та, та! — весело перебил офицер. — Вы чудесный малый, вы мне нравитесь, и я помирю вас с дядей, будьте спокойны.
— Если так, то я следую за вами, капитан!
— Идем! Вы увидите, что он примет нас хорошо. Пять минут спустя капитан дон Горацио де Бальбоа вошел в дом алькальда в сопровождении своих офицеров и Энкарнасиона Ортиса; последний, смеясь в душе, продолжал притворяться очень смущенным.
Дон Рамон Очоа был неприятно поражен этим новым вторжением. Он не мог себе объяснить присутствие Энкарнасиона Ортиса; но, обменявшись с ним коротким взглядом, он несколько успокоился и принял злополучных гостей с самой изысканной вежливостью, хотя внутренне проклинал их от всего сердца.
— Сеньор алькальд, — сказал капитан в ту минуту, когда дон Рамон готов был спросить у него о причине их прихода, — не более часа назад вы уверяли меня в вашей преданности королю, и я хочу публично доказать, что доволен вами. Поэтому я пришел к вам обедать и привел с собой моих офицеров и вашего племянника, которого вы, по-видимому, плохо приняли. Прошу вас помириться с ним, если хотите доставить мне удовольствие!
— Уверяю вас, дорогой дядя, — почтительно сказал молодой человек, — я сожалею о моих ошибках и смиренно прошу вас простить меня.
— Ну, вот и все! — сказал испанец. — А теперь прикажите подавать обед.
— Я могу вам предложить лишь очень скромный обед, сеньор.
— Мы им удовольствуемся, если он предложен от чистого сердца.
— Хочу думать, что в этом вы не сомневаетесь. Офицеры уселись, и два пеона по приказу хозяина принялись поспешно накрывать на стол.
В ожидании обеда алькальд приказал подать прохладительные напитки.
Под предлогом помощи своему дяде в хозяйственных хлопотах молодой человек успел, не возбуждая подозрения, шепнуть ему несколько слов, которые полностью успокоили дона Рамона и вернули ему присутствие духа и хорошее настроение.
Наконец обед был подан. Испанские офицеры весело заняли места за столом, ломившимся от яств.
В начале обеда офицеры вели себя пристойно. Студент-богослов пил мало, но зато усердно подливал другим. Вскоре гости основательно опьянели. Они начали зло высмеивать мятежников, издевались над алькальдом и бросали по его адресу едва скрытые угрозы.
Но этим дело не ограничилось. Офицеры, возбужденные выпитым вином, нашли себе забаву: они стали бить тарелки, бутылки и стаканы, швыряя их об стену; за посудой полетела мебель и картины. Начался разгром дома.
Дон Горацио де Бальбоа не только не подавлял беспорядка, но, наоборот, подавал всем дурной пример. Один из офицеров, более пьяный, чем остальные, не зная, какое еще зло причинить несчастному хозяину, предложил поджечь дом.
Боясь выдать свое негодование, алькальд решил уйти и предоставить хищникам свободное поле деятельности.
Никто даже не заметил его отсутствия. Разгром продолжался, смех и веселые крики становились все громче.
Внезапно, в разгар оргии, офицеры услышали церковный звон.
— Что это там? — спросил удивленно капитан.
— Пустяки! — сказал Энкарнасион. — Это священник, конечно, благодарит бога за ваше прибытие в деревню.
— Ну и черт с ним! — ответил дон Горацио. — Но где же наш хозяин? — добавил он, заметив отсутствие алькальда.
— Он сейчас вернется.
— Молодой человек, — продолжал с пьяной важностью капитан, — нельзя бросать своих гостей! Ступайте за своим дядей и приведите его сюда!
— Иду! — ответил студент, быстро вставая из-за стола.
— И если он откажется идти, принесите его! А пока — выпьем!
— Выпьем! — повторили хором офицеры.
Дон Энкарнасион поспешил воспользоваться полученным разрешением и быстро вышел.
Попойка, на момент прерванная, возобновилась с новой силой. Офицеры пели и кричали, перебивая друг друга. В зале стоял дикий шум.
Все это так не вязалось с обычно тихим домом алькальда!
III. ДОНЬЯ ЛИНДА
Дон Энкарнасион Ортис быстро нашел алькальда; тот с озабоченным видом шагал взад и вперед перед домом.
— Ну что там? — спросил он.
— Пьянство в самом разгаре. Если ничто не помешает, они будут сидеть там сутки! Я сказал, что иду за вами.
— Я должен вернуться?
— Боже сохрани! Наоборот, оставим этих пьяниц и воспользуемся передышкой, которую они нам дают.
— Что же нужно делать?
— Прежде всего отвести меня к дону Хосе Морено и его дочери.
— За нами не следят?
— Нет. Во всяком случае — сейчас… Поспешим! Алькальд, никак не ожидавший такой настойчивости,
пристально поглядел на молодого человека.
— Вы уже просили об этом падре Линареса, — нерешительно сказал он.
— Да, но как вы об этом узнали?
— Он сам мне сказал.
— А-а! Лучше бы он помолчал.
— Почему?
— Я знаю, что говорю… Но дело не в этом. Я должен их увидеть во что бы то ни стало!